Сюзан Ховач - Таинственный берег

— Кто?

— Что?

— Кто тебе звонил?

— Ну, довольно забавно, но это была та девушка, с которой я приехал на уик-энд в Клуги, когда…

— Ева?

— Ева! Ну, конечно же! Ева Робертсон. Я не смог сразу вспомнить ее имя, но ты абсолютно прав. Это была Ева.

— Где она живет?

— По правде говоря, мне кажется, она сказала, что живет на Девис-стрит. Она сказала, что работает на Пиккадилли, в фирме, торгующей алмазами. Бога ради, скажи, зачем тебе это? Я расстался с ней много лет назад, практически сразу после того уик-энда в Клуги.

— Тогда какого черта она позвонила тебе сегодня вечером?

— Бог его знает… Слушай, Джон, для чего все это? Что ты пытаешься…

— Да ничего, — сказал Джон. — Не обращай внимания, Макс, забудь, это не имеет никакого значения. Слушай, наверное, мы могли бы встретиться на днях? Прошло столько времени с тех пор, как мы виделись с тобой; десять лет — вполне достаточный срок, чтобы похоронить что бы там между нами ни произошло. Давай пообедаем завтра вечером вместе в Гаваях, в девять, и ты мне расскажешь все, что ты с собой делал в течение последних десяти лет… Между прочим, ты женат? Или все еще борешься за свою независимость?

— Нет, — медленно произнес Александер. — Я так и не женился.

— Тогда давай пообедаем завтра вдвоем. Без женщин. Дни моего вдовства сочтены, и я опять начинаю ценить холостяцкие сборища. Между прочим, ты обратил внимание, что в газете упоминают про мою помолвку? В этом году я встретил в Торонто девушку-англичанку и решил, что устал от экономок, оплачиваемых и неоплачиваемых, устал от всех американских и канадских женщин… Ты должен познакомиться с Сарой, когда она приедет в Англию.

— Да, — сказал Александер. — Буду рад. — Затем добавил лениво, без всякой подготовки: — Она похожа на Софию?

Телефонная будка превратилась в сжимающуюся камеру, в которой клубился белый туман ярости.

— Да, — сказал Джон резко. — Внешне она в самом деле очень на нее похожа. Если ты захочешь изменить что-то в наших завтрашних планах, Макс, позвони мне в отель, а если меня не будет, оставь записку.

Он опустил трубку на рычаг, на мгновение прислонился к двери, прижался щекой к стеклу и почувствовал, что из него ушла вся энергия. Какое-то эмоциональное истощение.

Он ни на йоту не приблизился к Мэриджон…

Вполне вероятно, что анонимный телефонный звонок — дело рук Евы. Он теперь знал ее фамилию и где она живет.

Снова сорвав трубку с рычага, Джон стал набирать номер, чтобы связаться со справочной службой.

Ева была в ярости. Прошло много времени с тех пор, как ее в последний раз подвел мужчина, обещавший развлекать вечером, и еще больше времени прошло с тех пор, когда мужчина не пришел к ней на свидание. В разочарование и ярость, которые она испытывала, внес свою лепту и звонок Максу Александеру, который, как она надеялась, станет забавным приключением, а он окончился полным провалом. После того как Александер бросил трубку в середине разговора, она осталась одна с ощущением опустошенности и уныния.

К черту Макса Александера! К черту всех мужчин на свете! К черту всех и все!

Когда раздался телефонный звонок, она вертела в руках уже третью порцию коктейля, размышляя, кому бы позвонить, чтобы разогнать скуку предстоящего ей длинного пустого вечера.

Она быстро подняла трубку, чуть не расплескав жидкость.

— Алло!

— Ева?

Мужской голос, твердый и напряженный. Она немного приподнялась, забыв про стакан.

— Я слушаю, — сказала она с интересом. — Кто это?

В трубке помолчали. Затем твердый голос сказал отрывисто:

— Ева, это Джон Тауерс.

Стакан накренился, выведенный из равновесия непроизвольным движением руки. Он опрокинулся на ковер, жидкость растеклась темной лужицей, а Ева могла лишь сидеть на краешке стула и наблюдать, как лужа расползается у нее на глазах.

— Ну, Джон, здравствуй, — услышала она свой голос, глухой, холодный, ровный. — Я прочла, что ты вернулся в Лондон. Откуда ты узнал, где я живу?

— Я только что разговаривал с Максом Александером.

Бессвязные, неясные мысли метались в ее мозгу. Сбитая с толку и заинтригованная, Ева ждала, чтоб он сделал следующий шаг. Она вновь ощутила магнетизм, исходивший от Джона, и осознала, что его голос сделал ее воспоминания неожиданно яркими.

— Ты занята? — неожиданно спросил он. — Могу я тебя увидеть?

— Это было бы славно, — сказала она, как только обрела возможность говорить. — Благодарю.

— Сегодня вечером?

— Да… Да, я сегодня свободна.

— Ты могла бы встретиться со мной в «Мэйфер-отеле» через четверть часа?

— Элементарно. Я живу за углом.

— Я встречу тебя в вестибюле, — сказал он. — Не трудись справляться обо мне у администратора.

В следующую секунду он уже опустил трубку, и сигналы занятой линии отдавались у нее в мозгу бессмысленным треньканьем.

Джон повесил трубку, вышел из метро и двинулся сначала к Трафальгарской площади, а потом в сторону Пиккадилли. Его охватило беспокойство. Джон беспокоился о Саре. Возможно, ему удастся разобраться с Евой за десять дней до приезда Сары, но если не получится, то придется придумать серьезную причину, чтобы просить Сару отложить приезд. Он подумал о Саре, о ее ясном, безыскусном восприятии жизни, о наивной доверчивости, которая так ему нравилась. Она никогда, никогда не сможет понять. Пытаясь понять, она погибнет, это разрушит основание ее безопасного, стабильного существования, ее мир рухнет, она останется беззащитной перед пылающей реальностью, и ей нечем будет бороться с этим пламенем.

Он пошел через Пиккадилли на Беркли-стрит, и опять в ушах звучал рев проносившихся машин, а пешеходы толпились на тротуарах. Он вновь почувствовал одиночество, которое еще усиливалось его тревогой. В Канаде все было бы иначе. Там он мог углубиться в работу или играть на рояле, пока не пройдет такое настроение, а здесь не было ничего, кроме обычных возможностей обретения комфорта в чужом городе. К тому же он ненавидел присущую незрелым людям форму борьбы — напиться и презирал бы себя, если бы попытался забыться с женщиной за несколько дней до свадьбы. Это, конечно, ничего бы не значило, но впоследствии ему было бы стыдно, он чувствовал бы себя безумно виноватым. Сара не поймет, что ночь с незнакомой женщиной ничего не значит, даже меньше, чем ничего, и, если она когда-нибудь об этом узнает, в ее глазах будет горе, недоумение, боль…

Он не мог даже подумать о том, чтобы причинить боль Саре.

Но выносить одиночество было очень тяжело. Если бы он мог найти Мэриджон. Должен же быть какой-то способ отыскать ее. Он даст объявление. Наверняка кто-нибудь знает, где она. Он напряженно искал какой-то выход. Мысли резко и беспорядочно метались в мозгу. Джон добрался до отеля «Риц», свернул на Беркли-стрит, прошел еще с десяток ярдов, остановился, прислушиваясь к себе, но почувствовал только беспокойство, разочарование — все это было смутно и не поддавалось определению. Он медленно двинулся дальше и через две минуты уже входил в отель.