Сьюзан Ховач - Таинственный берег

Обед был в восемь. Он был изумительно вкусный, одно из самых лучших рыбных блюд моей матери: филе камбалы в окружении крабов, лангустов и креветок… Я наполнял свою тарелку трижды. Я помню точно, потому что больше никто не ел. Ева, кажется, опять ушла к себе в комнату, так что остались Макс, Майкл, Мэриджон и мои родители. Говорила за столом в основном моя мать. Потом и она пришла в замешательство и замолчала. А потом… — Джастин опять замолчал, сидел не двигаясь и гладил ладонями пружинистый дерн.

— Ну, а дальше?

— А дальше Мэриджон и отец начали разговаривать. Они в основном говорили о музыке. Я ни слова не понял из того, о чем шла речь, впрочем, мне показалось, что остальные тоже ничего не понимали. Наконец моя мать велела мне идти спать, а я сказал, что помогу вымыть посуду. Это была моя любимая уловка, чтобы не идти в постель. Я шел в кухню, а оттуда исчезал через черный ход. Но на этот раз мать и слышать ничего не хотела. Дядя Майкл взялся меня уложить. Когда мы с ним поднялись из-за стола, все остальные тоже встали и начали по одному исчезать. Последнее, что помню, я поднялся наверх и, оглянувшись, увидел, как внизу в холле отец надевает красный свитер, как будто собирается выйти на улицу. Дядя Майкл спросил:

— Что ты там увидел?

Но не мог же я ему сказать, что размышляю над проблемой, собирается ли отец пройтись к Флэт Рокс и смогу ли я удрать и пойти с ним, в то время как все будут думать, что я в постели… Но дядя Майкл сидел у меня слишком долго. Он прочел мне вслух главу из «Острова сокровищ». Это было, как я считал, очень мило с его стороны. А когда я остался один, то долго не мог заснуть, размышляя над тем, что происходит, прислушиваясь к музыке, которая доносилась снизу, из музыкальной комнаты — там заводили проигрыватель. Это был оркестр, наверное, какая-то симфония. Через какое-то время музыка прекратилась. Я думал: «Наверное, он сейчас спускается к Флэт Рокс». Так что я вылез из постели, натянул шорты, пуловер и сандалии. Когда выглянул из окна, то заметил какую-то фигуру, которая уходила по подъездной дорожке. Я выскользнул следом.

В лунном свете меня окружали какие-то тени, похожие на привидения. Я испугался, особенно когда увидел, что кто-то поднимается с берега мне навстречу. Мне пришлось спрятаться за скалой. Это была Ева. Она тяжело дышала, как будто перед этим быстро бежала, а ее лицо было в слезах. Она меня не заметила.

Джастин молчал, пропуская между пальцами невысокую траву, а потом снял темные очки, и Сара увидела отрешенное, отсутствующее выражение в его глазах.

— Я пошел по тропинке вдоль обрыва, но отец был далеко впереди, догнать его я не мог, а шум моря заглушил бы мой голос, если б я его окликнул. Наконец я был вынужден остановиться, чтобы перевести дух, а когда оглянулся, то увидел, что кто-то идет за мной. Мне стало по-настоящему страшно. Я нырнул в заросли папоротника-орляка и присел как можно ниже, так что этот человек прошел мимо, не заметив меня…

Они молчали. Вокруг была безмятежность летнего утра, спокойное море, ясное небо, безмолвные скалы.

— Кто это был? — спросила наконец Сара.

Опять молчание. Великолепный пейзаж пронизывало ощущение легкости и покоя. И тогда Джастин сказал:

— Это была моя мать. Больше я ее никогда не видел.

Когда они вернулись в Клуги, то обнаружили, что машина стоит на подъездной дорожке, но в доме пусто и тихо. На кухне что-то готовилось в духовке и на плите — на небольшом огне, в двух сковородках. На столе лежала четвертушка бумаги, исписанная четкими печатными буквами.

— Джастин, — позвала Сара.

Он был наверху, убирал свои рисовальные принадлежности.

— Я здесь!

— Мэриджон хочет, чтоб ты поднялся на ферму за молоком. — Она рассеянно засунула записку под скалку и вышла в холл одновременно с Джастином.

— Куда они все делись? — спросила она, когда он стал считать мелочь. — Может быть, спустились погулять к берегу перед ленчем?

— Наверное. — Джастин решил, что денег на молоко хватит, и пошел к двери. — Ты не хочешь пойти со мной на ферму?

— Нет, я спущусь им навстречу и скажу, что мы уже пришли.

Джастин кивнул и вышел на залитую солнцем подъездную дорожку. Гравий скрипел у него под ногами, он вышел из ворот и направился вверх.

Когда он ушел, Сара прошла тем же путем до ворот и выбрала тропинку, ведущую в бухту, но тут же остановилась и прислушалась. Было очень тихо. Далеко позади слышался шум ручья, падавшего на неработающее колесо.

Вокруг был покой летнего утра, с обеих сторон дорожки высились голые холмы. Казалось, Лондон где-то безумно далеко, за тысячи километров.

Сара подошла к месту, где дорожка раздваивалась: одна вела вверх, к обрыву, а другая — вниз, к бухте. Сара медленно спускалась с холма. Внезапно шум моря достиг ее ушей, одинокая чайка пикировала над головой с безутешным бессмысленным криком, и совершенно беспричинно усилилось ощущение одиночества. На берегу она остановилась, чтоб оглядеть скалы. Ни следа Джона и Мэриджон. Она стала карабкаться на холм, чтобы выйти на дорожку вдоль обрыва, откуда открывался широкий обзор бухты.

Было время отлива, скалы поднимались над водой далеко от берега. Сара шла по дорожке вокруг склона холма до тех пор, пока неожиданно бухта не исчезла из зоны видимости. Дорожка вилась в зарослях вереска вдоль обрыва.

А внизу были скалы. Сотни утесов. Огромные валуны, гигантские пластины, небольшие каменные глыбы, разбросанные в беспорядке вдоль основания обрыва и застывшие, будто остановленные какой-то невидимой рукой на пути в море.

Дорожка разделилась на две, одно ответвление на том же уровне вело прямо вперед, а другое спускалось к бухте.

Сара остановилась.

Внизу скалы имели другую форму: они были крупные, более гладкие, приятные на вид; они сбегали серией последовательных уступов вниз, к волнам. Береговая линия изрезана крошечными фиордами. Вода в них отражала синеву неба. Спокойные и мягкие волны без усилий перекатывались через скалистые рифы в поросшие морскими водорослями лагуны.

И тут она увидела красную рубашку Джона, разложенную для просушки под жарким солнцем. Прищурившись, Сара разглядела гальку на рукавах, чтобы бриз не унес ее в воду.

Она стала спускаться вниз по дорожке, ведущей с обрыва. Обрыв был не очень крутой и не слишком высокий, но все равно приходилось время от времени останавливаться, чтобы увидеть, как добраться до пляжа.

Ступени были неровные, одной не хватало. Похоже, не было и еще одной. На песке около ступеней не было следов, указывающих, как можно спуститься. Сара стояла среди вереска, внимательно изучая обрыв. Вдруг она почувствовала, что испугана, сердита и озадачена. Именно в этом месте умерла София. Те самые ступеньки, которые вели с обрыва вниз, а скалы внизу — Флэт Рокс. И Джон вернулся. Он преднамеренно вернулся на то самое место, где была убита его жена. Мэриджон привела его сюда. Это она виновата. Если бы Джон не хотел встретиться с ней, он бы не мечтал о возвращении в Клуги. Он говорил, как ему нравилось это место и как он хотел бы вновь побывать там, несмотря на все, что случилось, но это была ложь. Он вернулся, чтобы увидеть Мэриджон, а не по какой-то иной причине.