Мартина Коул - Сломленные

Кейт села в кресло возле камина и холодно спросила:

— Чего ты от меня хочешь?

— Проверь его по компьютеру, посмотри, что у вас есть на этого Бориса. Кто предупрежден — тот вооружен, так, кажется, говорят.

Кейт фыркнула:

— Знаешь что, Пэт? Ты умеешь подкинуть работу. Думаешь, я брошусь к тебе со всех ног по первому твоему зову? Тебе никогда не приходило в голову, что жизнь, которую ты ведешь, — основная причина твоих проблем? Что, общаясь с подонками, ты не застрахован от подобных вещей? Мне жаль тебя, Пэт, искренне жаль.

Он запустил руки в свои короткие темные волосы и закусил губу. Он всегда так делал, когда старался удержать себя в руках.

— Слушай, Кейт, ты знала, из какого я мира. Я никогда ничего от тебя не скрывал…

Она прервала его.

— Неужели? — Голос ее был полон сарказма: — Я знала о твоем клубе «Красотки», да? Откуда же я о нем узнала? Телепатия, да? Или о том, чей это клуб, пишут на заборах огромными буквами? Видать, сильно тебя приперло, Патрик Келли. От тебя не добьешься правды, даже если твоя жизнь от этого зависит. Не в твоем это характере. Деньги — вот все, что тебя интересует. Причем любые деньги, можно и грязные. Женщин и девушек унижают ради нескольких паршивых фунтов, лишь бы клиент остался доволен. Джорджу Маркхэму наверняка понравился бы твой клуб, название как раз в его вкусе. Я помню, как ты рассказывал о разных подпольных клубах. Там ты поднабрался опыта, да?

— Не вмешивай сюда убийцу моей дочери, Кейт. Мэнди не имела ничего общего со всем этим.

Кейт горько рассмеялась:

— Не имела? Возможно. Но не ты ли три года назад после ее смерти в этой же самой комнате «переоценивал жизненные приоритеты»? Это был спектакль, да? Какая роль отводилась мне, Пэт? Ты хотел иметь у себя дома полицейского, преданно смотрящего тебе в глаза?

Келли молчал.

— Ты не понимаешь, Пэт? Правда не понимаешь? Я объясню тебе. Мне приходится иметь дело с детоубийцами и педофилами, с матерями, которые осознанно растлевают своих детей. Фотографии тому доказательство. Подонки занимаются оральным сексом с двух-трехлетними мальчиками и девочками. Интересно, не кончат ли эти дети свои дни в ваших так называемых клубах? Люди, подобные тебе, разлагают общество. Ты скажешь, что я говорю ерунду — люди всего лишь хотят выпустить пар и это ровным счетом ничего не значит, но ты ошибаешься, Пэт. Это значит, что молодая женщина чувствует себя всего лишь куском мяса для удовлетворения чьей-то похоти. Это значит, что разным похотливым скотам нужно сначала напиться в твоем притоне, а потом предстать перед другими во всей красе, поскольку в трезвом виде они даже сами себе отвратительны. Это значит, что ты делаешь деньги на уязвимости подобных людей. Это значит, что тот русский — Борис или как его там — хочет получить приличный кусок грязных денег.

От злости и негодования Кейт перешла на крик:

— Ты сам виноват в своих проблемах. На тебе висит убийство, ты в бегах, прячешься в моем доме, поскольку я служу в полиции, и просишь меня помочь, хотя ты, похоже, не испытывал ко мне ни капли уважения с первого дня знакомства. У меня не осталось к тебе никаких чувств, Пэт. Сегодня улетучились последние остатки былой любви. Так что не лезь ко мне со своими проблемами, оставь меня в покое. — Кейт откинулась на спинку кресла, чувствуя себя на грани нервного срыва. — Мне приходится иметь дело с жертвами, Патрик, настоящими жертвами таких, как ты. Твой девиз — «Желание клиента — закон». Однажды ты нарушаешь моральный запрет, стремясь выполнить желание клиента. Но запретов много. Что следующее на повестке дня? Маленькие дети для тех политиков, которые голосуют за легализацию проституции? Пройдет лет двадцать, и ты сможешь открыть детский сад, где за определенную плату дети будут прыгать у этих дяденек на коленях. Вот куда катится наш мир, и все из-за таких, как ты.

Патрик устало посмотрел на нее:

— Значит, нет? То есть ты мне не поможешь?

Он встал, подошел к двери и обернулся. Она видела отчаяние в его глазах, и в ту минуту в ее душе жалость пыталась побороть гнев. Но Кейт знала, что не сможет переступить через себя. Патрик зашел слишком далеко.

— Чуть не забыл, Кейт, твоя мама звонила. Позвони ей. Она очень скучает.

— Куда ты пойдешь? — спросила она тихо.

— Неважно, я больше не потревожу тебя своими проблемами, я понятливый.

Она слышала, как он прошел через кухню и вышел на улицу через заднюю дверь. Этот способ ухода расстроил Кейт еще больше. Тайком приходить, тайком уходить, прятаться от людей — врагу не пожелаешь такой жизни. Да, ее это уже не касается, но она ничего не могла с собой поделать — ей было очень больно.

Отец Мэри Паркс сидел дома и вспоминал фотографии, которые ему показали в полиции. Его лицо посерело от злости и отвращения. Его малышка Мэри — ей ведь только одиннадцать лет, как она могла вытворять такие вещи с мужчинами и маленькими детьми? К горлу Ленни вновь подкатил комок, и он отхлебнул изрядную порцию виски. Триша нежно взяла его за руку:

— Что же мы будем делать, Ленни?

— Триша, ты видела эти фотографии?

Она кивнула:

— Видела. Мне хватило и первого раза, больше не хочу, спасибо.

— Я тоже видел. Я знаю одного из мужчин — это Кевин Бленкли. Чертов сукин сын, мой так называемый дружок.

Триша на секунду прикрыла глаза:

— Невероятно. Ты мог ошибиться, Ленни.

— Я не видел его лица, но я отчетливо видел его татуировки.

— Ленни, ты должен рассказать об этом полиции. Молчать тут нельзя.

— К черту полицию, я сам разберусь с этим ублюдком. Он будет валяться у меня в ногах и умолять о пощаде, он ответит за все, что сделал с моей девочкой и с этими детьми. — Голос Ленни дрожал. — Они же совсем маленькие дети, Триша.

Ленни глотал слезы, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не выплеснуть свою боль в диком крике.

— И эта маленькая тварь участвовала в таких делах!

Голос Ленни сорвался, он взял стакан и горько рассмеялся:

— Я думал, ты просто придираешься к ней, Триша. Она говорила, что все к ней придираются. Все у нее засранцы. Как я мог не видеть, что творится у меня под носом? В воскресенье в клубе она сидела на коленях у этого мерзавца Кевина. А я улыбался, глядя на них. Они же смеялись надо мной! Пара ублюдков. Я-то считал ее маленькой девочкой…

— Нам придется пойти в суд, — сухо произнесла Триша. — К концу недели о Мэри будет знать уже весь дом. Таких вещей не скрыть. Люди будут шептаться за нашими спинами — они ничего не скажут нам прямо в лицо, зная тебя и твой характер.

Триша поднялась и в отчаянии воскликнула:

— Как было хорошо, когда ты сидел, Ленни! Тогда дети меня только радовали — наша маленькая мадам слушалась меня, а наш мальчик, твой сын, обо всем мне рассказывал. Но для тебя Ян не существует. В чем дело, Ленни? Он слишком взрослый для тебя? Тогда у меня был хороший муж, хоть и в тюрьме. Ты заваливал меня письмами, я ездила к тебе, мы много разговаривали. Когда ты дома, мы никогда не разговариваем — у тебя постоянно какие-то дела, какие-то встречи, тебе некогда, потому что нужно время на воровство. Ты воришка, Ленни, а не настоящий грабитель. Ты ничто по сравнению с настоящими злодеями. Ты всего лишь мелкая сошка, а пыжишься изо всех сил. И Мэри научилась всему этому у тебя. Посмотри, как мы живем, ты, великий грабитель! Если бы я не работала, мы с трудом смогли бы за квартиру заплатить. Ты рассказывал Мэри о легких деньгах, и она купилась на твой треп. Держу пари, ей платили за фотографии. Когда я думаю о том, как жить дальше, я готова прибить вас обоих. И когда ты доберешься до Кевина, вспомни, что ты сам привел Мэри к нему в кабак. Ты отдал нашу девочку ему и таким, как он, сам того не понимая. Ты сам приучил ее общаться с подонками, Ленни, и это все, чего она сейчас хочет.