Нелл Макфайзер - Любовная западня

Тимбер всю передернуло от слов отчима.

— На самом деле меня зовут Тимберли, — не скрывая своего раздражения, заметила она. — Мама услышала это имя в радиоспектакле как раз перед тем, как я родилась.

Тимбер всегда подозревала, что в своем рвении дать дочке эффектное имя ее мать ослышалась, и по радио на самом деле сказали «Кимберли». Но так как имя выделяло Тимбер среди других девушек, она не жаловалась. Когда Тимбер станет богатой и известной, необычное имя будет ей только на руку.

— Мне нужно готовить ужин, — не в силах больше выносить нежные взгляды Вулфа, она вскочила на ноги. — Если вы не хотите собирать ягоды, то можете по крайней мере подоить старую добрую Пинки. Конечно, если вы знаете, как надо доить корову.

Вулф улыбнулся и встал, лениво разглядывая груди Тимбер.

— Я еще под стол пешком ходил, а уже умел дергать за сиськи.

Тимбер покраснела как рак и поспешила уйти. Дойдя до сада, она остановилась, отбиваясь от желтых мух, которые в жарком и влажном климате Джорджии были еще невыносимее, чем москиты. Тимбер сорвала два кукурузных початка и положила их в придачу к мясистым помидорам и кабачкам в корзинку. Из этого и из жаркого, оставшегося с воскресенья, она приготовит своей матери неплохой ужин. Чтобы сохранить фигуру, Морин Дьюлани старалась ужинать пораньше.

Оказавшись в маленькой кухне с потертым линолеумом и старинной деревянной сушилкой, Тимбер проворно принялась за работу. Она нарезала кабачки и, как любил папа, смешала их с луком и маслом. Затем отрезала ломоть свиного жира для кукурузы. Расставив на столе щербатые фарфоровые тарелки, которые ее мать десятками покупала в Вэртауне, Тимбер нарезала также целую тарелку огурцов и помидоров. Для холодного чая в леднике был припасен кусочек льда.

Работая на кухне, Тимбер всегда слушала радио. Правда, сегодня Морин мучила тяжкая головная боль, и потому девушка сделала звук как можно тише. Звучала пронзительная мелодия песни «Голубая луна в Кентукки». Тимбер постаралась не пропустить тот момент, когда ведущий объявил имя исполнителя. Им оказался новый певец, некто Элвис Эйрон Пресли. Тимбер где-то прочитала, что ему всего лишь девятнадцать лет. Сейчас она не знала, чего ей больше хочется: написать книгу, как та девушка из Франции, или выступать по радио, как тот парень из Теннесси…

Фантазии Тимбер на тему о том, как она в девятнадцать лет станет богатой и знаменитой, прервал голос Морин Дьюлани.

— Иду, мама! — отозвалась девушка.

Тимбер очень хотелось рассказать матери о Вулфе, но она знала, что не сможет нанести ей такой удар. Морин и так приходилось несладко.

— Прости, мама. Я думала, что ты спишь, и потому немного задержалась. Но ужин уже готов, осталось только разогреть жаркое. — Тимбер подняла жалюзи, стараясь разглядеть, не вернулась ли корова.

— Не надо, дорогая. В темноте мне легче. Я уже приняла три порции порошков, но все равно чувствую себя так, как будто кто-то бьет по голове топором. — Тихий голос Морин дрожал от боли. Мигрени начали ее преследовать с тех пор, как она второй раз вышла замуж. Тимбер втайне подозревала, что головные боли появляются у матери от чрезмерных усилий казаться молодой и сексуальной (Вулф был почти на десять лет ее моложе).

Девушка опустила жалюзи и подошла к постели матери, откинув противомоскитную сетку.

— Ты выглядишь… уставшей. — Тимбер чуть было не сказала «ужасно».

Морин действительно выглядела ужасно. Следы от ярко-оранжевой помады походили на кровоточащую рану. Кроме того, Тимбер терпеть не могла мелкий перманент, который Билли Джордан делал матери в местном салоне красоты. А ведь когда-то у нее были прекрасные длинные каштановые волосы!

— Давай-ка я принесу еду сюда. Думаю, тебе лучше не вставать. — Тимбер заботливо поправила матери подушку. — Может, сварить кофе?

— Что ты, через минуту я встану! Вулф не выносит бездельников. Я просто посижу с вами, может быть, выпью стакан ледяного чая. — Морин страшно боялась растолстеть, поскольку Вулф очень ценил, что, несмотря на возраст, фигура у нее была под стать молоденькой девушке. — Ты подай и Вулфу, он же помог тебе с дойкой и прочим.

Тимбер насмешливо фыркнула.

— Что такое, детка, вы снова поругались? — с беспокойством спросила Морин. — Я уверена, что если ты не будешь его дразнить, то и он не станет к тебе цепляться.

— О чем ты говоришь? Дразнить! — Тимбер нахмурилась. — Очень надо… Всякий раз, когда я ухожу почитать, он приходит и начинает чем-нибудь меня донимать.

Тимбер казалось, что ее отчим обладает сверхъестественной способностью неслышно подкрадываться к ней как раз тогда, когда она целиком поглощена новой книгой. Только вчера, когда Тимбер читала, медленно покачиваясь на старых дворовых качелях, он незаметно подобрался к ней и принялся ее бешено крутить. Вулф изображал дело так, как будто это была шутка, но Тимбер знала, что он хватал ее за задницу совершенно серьезно. Раньше она старалась прочитывать полученную книгу в тот же день. Но теперь, когда поблизости кружил Вулф Рэгленд, стремясь застать Тимбер врасплох, она тратила на книгу не меньше недели.

— …Причем в последние дни у меня на чтение остается совсем немного времени — ведь мы должны закончить эту работу для Фортсонов…

— Да, все работа, работа и работа! — с некоторым оживлением сказала Морин. — Кажется, что в жизни больше ничего и нет. А теперь, когда я болею, тебе приходится труднее. — Морин дотронулась до руки дочери. — Мне жаль, что осенью тебе не удастся отправиться в колледж, дорогая. Я знаю, какое это для тебя разочарование. Но Вулф говорит, что мы никак не сможем здесь без тебя обойтись…

Раздражение Тимбер по поводу отчима вдруг выплеснулось наружу.

— Если Вулф собирается здесь жить, то пусть возьмет на себя хотя бы часть работы! Сегодня он впервые что-то сделал. Он ведь взрослый, здоровый мужчина — по крайней мере всегда хвастается тем, какой он сильный!

Морин поморщилась, стараясь не смотреть в глаза дочери:

— Но он не любит работать на ферме, дорогая. Ты ведь знаешь, что он об этом думает. К тому же у него болит спина…

— Как же, болит она у него! Если и болит, то только от чрезмерного количества виски, которым он накачивается в разных дешевых заведениях! — Тимбер заметила, что мать готова расплакаться, и с видом мученика тяжело вздохнула. — Ну ладно, ладно, мама. Я сдаюсь. Это была просто мечта — окончить колледж, стать человеком. Иногда мне кажется, что я лошадь на мельнице, которая все идет и идет по кругу, но так никуда и не приходит.

Донельзя расстроенная, Тимбер окинула взглядом комнату. Проклятая бедность! Они не могут себе даже позволить купить приличную картину, чтобы повесить ее на стену. Те глянцевые плакаты, которые Вулф выиграл на ярмарке и подарил своей новобрачной, были такими же убогими и отвратительными, как и весь их жалкий скарб.