Элеонора Мандалян - Крапленая (СИ)

- Ну что с этим поделаешь, Катюша. Такая уж ты у меня уродилась – неудачненькая. И никуда от этого не денешься.

«Заблуждаешься, родительница, - усмехалась про себя «неудачненькая». - Денешься. Еще как денешься.» В голове ее зрели дерзкие планы, к моменту осуществления которых она двигалась продуманно и не спеша, шаг за шагом подготавливая почву, налаживая необходимые контакты, вооружаясь соответствующими знаниями.

Сам факт возможности выхода из глухого тупика обнадеживал, но не облегчал ее каждодневную жизнь, безрадостную и унылую, временами доводившую ее до отчаяния. В тот вечер Кате было особенно невмоготу. Она злилась на себя, на мать, на Бога, на судьбу, а заодно и на весь мир. Все валилось у нее из рук, ее раздражали даже вещи, с которыми она ничинала ссориться как с живыми: «Какого черта ты не сидишь на своем месте!» - обрушивалась она на кофейную чашку, не желавшую стоять вверх донышком на переполненной посудой сушилке. «Твоя проклятая ручка въехала мне в бок!» - выговаривала Катя кострюле. Откатившееся по столу яйцо она в сердцах запустила в стену, а потом долго отчищала узоры, оставленные им на обоях. «Этак я сойду с ума», - сказала себе Катя и, наспех одевшись, выскочила из дома.

Бесцельно бредя вдоль улицы, она натолкнулась взглядом на вывеску: «БАР УЛЫБКА».

Уж что-что, а заставить ее улыбнуться вряд ли кому-то под силу, подумала Катя, спускаясь вниз по лестнице. Скинув пальто на услужливо подставленные руки гардеробщика, она несмело вошла в полутемный, прокуренный зал. Сквозь дымовую завесу, как в мультипликационном фильме-страшилке,ей были видны лишь таинственно и недобро мерцавшие глаза – с две дюжины пар – устремленные на нее. «Чего уставились! – не разжимая губ, крикнула Катя. – Убогой не видали? Может отослать вас в подземные переходы? Там таких, уж точно, навалом. А кстати, чего это вы не улыбаетесь, как вам вывеска велит?»

Подойдя к стойке бара, она взобралась на высокий стул.

- Добрый вечер, барышня, - безучастно приветствовал ее бармен. – А вы у нас впервые.

- Она молча кивнула.

- Чего желаете?

Катя никогда прежде не бывала в подобных заведениях, к тому же к спиртному относилась резко отрицательно. Но раз уж она здесь оказалась, надо было что-то заказывать.

- «Кровавую Мэри», - выпалила Катя первое, что всплыло в памяти из прочитанных книг.

- Круто для начала, - усмехнулся бармен, играя бутылками водки и томатного сока.

Выпитое теплой волной разливалось по телу, наполняя и согревая каждую его клеточку. Негромко играла музыка. В сладковато-терпком запахе сигаретного дыма было что-то незнакомое – будоражащее, вызывавшее томление и негу. Пчелиным роем жужжали голоса. После третьего бокала это жужжание сконцентрировалось в чердачной части ее черепа.

- Не пей больше, подруга, а то вляпаешься в историю.

Услышав хрипловатый голос над собой, Катя нехотя приподняла голову, которую только что так удобно устроила в скрещенных на стойке руках. Рядом сидела рыжеволосая девица. Выщипанные брови, зеленые тени вокруг глаз, как у болотной кикиморы, ресницы аля-Барби, румянец сельской молодухи прошлого века, губы как надкусанный помидор.

- Т...ты что мне с...снишься? – пробормотала Катя, удивившись, каким вдруг непослушным и неповоротливым стал ее язык.

- Меня Сильвой зовут. А тебя?

- К...Кажется, К...Катей.

- Так. Все же надралась, - констатировала кикимороподобная Барби. – Между прочим, это мое место. Не вздумай на него претендовать. А то я ведь могу и рассердиться... Впрочем, - уже как бы размышляя вслух, добавила она, - на конкурентку ты, вроде бы не похожа. У тебя что неприятности? – Она повнимательнее вгляделась в новенькую. – Парень тебя уж точно не обидел, поскольку у тебя его, скорее всего, никогда и не было. Значит, сама собой отпадает версия, что бросил или изменил муж. Что же остается?.. С работы турнули?

- Да какое твое собачье дело мне в душу копытами лезть! – окрысилась на девицу Катя, перепутав свинью с собакой. Голос ее при этом прозвучал почему-то вяло, а глаза открылись лишь на половину и то с большим трудом.

Сзади послышались возбужденные голоса. С грохотом перевернулся стол. По полу разлетелись осколки разбитой посуды. Отборный мат вместе с дымом завис под низкими сводами. Новая знакомая Кати, с кошачьей ловкостью соскользнув с высокого табурета, язычком пламени взметнулась над стойкой.

- Сваливаем отсюда! Сейчас тут будет жарко! – как бы издалека донесся до Кати хрипловатый испуганный голос, и вслед за этим кто-то потянул ее за рукав, отчего она чудом не свалилась вместе с табуретом.

- Да открой же ты глазелки, горе луковое! И смотри под ноги, не то свой антикварный нос расквасишь, - приговаривала рыжая, таща ее вверх по ступенькам.

Свежий, холодный воздух привел Катю в чувство, правда совсем чуть-чуть.

- Живешь-то далеко?

Катя осоловело огляделась:

- Вроде бы вон в том доме. Кирпичный, на углу.

- Так и быть уж, сопровожу, - ворчливо сказала рыжая. – Обопрись на меня и держись ровнее. А не то, если на легавого напоремся, как пить дать, в участок загремим.

Окончательно приходя в себя, Катя поднялась вместе с самозванной спасительницей на лифте, отперла ключом дверь. Поддерживая ее за талию, рыжая прошла вместе с ней в квартиру.

- Ну ты и наглюкалась, подруга. С тобой часто такое бывает?

- Первый раз, - нехотя буркнула Катя. – По-моему, я окосела не столько от «Кровавой Мэри», сколько от дыма.

- Запросто, если не колотая.

- Что ты имеешь ввиду? – не поняла Катя.

- Так они ведь там все гашишь курят. Вот ты и надышалась.

Катя не села – рухнула на диван. Веки, будто отлитые из свинца, никак не желали подниматься.

- Где у тебя кухня? – деловито спросила рыжая.

Катя молча указала направление.

- Кофе есть?

Она кивнула.

- Тогда я сейчас.

Через некоторое время рыжая вернулась с двумя дымящимися чашками в руках.

- На-ка вот, выпей. Сразу полегчает. – Она снова исчезла на кухне и принесла оттуда поднос с сыром, колбасой и хлебом. – А еще я нашла у тебя в холодильнике вот это, - почти виновато улыбнулась она. – Поужинаем? Очень есть хочется.

- Мне тоже. Давай.

Они устроились за журнальным столиком. Немного погодя рыжая вспомнила, что видела в холодильнике апельсиновый сок и виноград. Выложив все это на столе, она блаженствовала, запихивая в рот крупные виноградины и заедая их французской булкой с сыром.

Опьянение сменилось у Кати сильной головной болью.

- Ну что ж ты так расквасилась-то, - сокрушенно покачала головой гостья. – Тебя прямо страшно оставлять одну... Хочешь, я переночую у тебя? Если что – буду рядом.

Катя-таки справилась с непослушными веками и, с трудом приподняв их, посмотрела на рыжую.