Мерил Сойер - Никому не доверяй

Осторожно, чтобы не наступать на другие могилы, Эллиот поднялся на пригорок и, не снимая черных очков, остановился напротив брата. Сходство между ними было столь разительным, что у Эллиота по спине побежали мурашки. Он заметил, что даже очки у них одинаковые. В этом сезоне большинство мужчин носили узкие очки, а у обоих братьев они были большие, с зеркальными стеклами. Эллиот вряд ли сумел бы объяснить, почему остановил свой выбор именно на этих очках, – купил да и все тут. Его брат, видимо, тоже.

И, судя по всему, в отношении женщин у них также были сходные вкусы. Его вынырнувший из неизвестности братец стоял слишком близко к Тори. Эллиот сглотнул, пытаясь сдержать обуревавшую его злость. Черт с ним, пусть этот тип заберет половину наследства – в конце концов, он имеет на это право. Но Эллиот не был намерен делиться с ним женщиной, на которой собирался жениться!

У Броуди перехватило дыхание. Он наблюдал за тем, как к нему приближается брат, и не знал, что говорить и как себя вести. Раньше такого не случалось с ним никогда. Годы профессиональной подготовки и специальных тренировок научили его действовать автоматически и с быстротой молнии, однако это касалось тех ситуаций, когда он оказывался лицом к лицу с врагом. Но сейчас… Сейчас впервые в жизни он просто растерялся. Его учителя не могли предвидеть такого расклада.

Эллиот Хоук подходил все ближе и ближе. Его глаза были скрыты за зеркальными стеклами черных очков, но было ясно, что он смотрит не на него, а на Тори. Броуди вдруг ощутил неприятный укол под ложечкой – это было чувство, которого он тоже никогда прежде не испытывал. Ревность.

– Значит, ты и есть Броуди? – проговорил брат, приблизившись и остановившись. На лице его появилась гримаса, которую лишь с большой натяжкой можно было бы назвать улыбкой. – А я – Эллиот.

– Я так и понял, – сухо ответил Броуди.

Эллиот взял Тори за руку и притянул к себе. В следующую секунду она уже оказалась у него под мышкой, словно тщательно подогнанная деталь конструктора, которая предназначалась именно для этого местоположения.

– Спасибо, что пришла, – обратился к ней Эллиот. – Пойдем к семье.

«И это все? – подумал Броуди. – Ему больше нечего мне сказать? Вот это да!» Однако вслух он ничего не произнес.

По-прежнему держа Тори за плечи, Эллиот развернулся и стал спускаться вниз по пригорку, направляясь к могиле, вокруг которой переминались с ноги на ногу члены его многочисленного семейства. Наблюдая эту картину, Броуди подумал: а не совершил ли он ошибку, приехав сюда? Он совершенно не рассчитывал оказаться в центре скорбного круга и поэтому сейчас ощущал себя не в своей тарелке. Однако долго размышлять об этом было некогда: отец Тори взял его под локоть и чуть ли не насильно повел вниз по склону пригорка.

Первыми к могиле подошли, разумеется, Эллиот и Тори. Эллиот словно из воздуха выхватил откуда-то стул, поставил его возле пожилой дамы под черной вуалью и усадил на него Тори. Затем обвел взглядом собравшихся и сообщил всем:

– Это Броуди.

В то же мгновение все головы повернулись в сторону спускавшегося по холму Броуди, и он почти физически почувствовал, как его обшаривают взгляды многих пар глаз – карих, черных, синих, как у него самого. Это было удивительное ощущение: Броуди словно оказался в нокауте и теперь, сквозь туманную дымку, смотрел на людей, которые в одночасье оказались его семьей. Сходство между ними бросалось в глаза при первом же взгляде, и это снова вызывало в его душе ощущение нереальности. Странно! Как странно все это, черт побери!

– Примите мои соболезнования в связи с вашей утратой, – услышал он свой собственный, чуть охрипший голос.

– Мальчик! Мой мальчик! – внезапно вскрикнула женщина под черной вуалью, а затем вскочила со стула и бросилась к Броуди.

Инстинкт велел ему отступить назад, но он остался стоять там, где стоял. Женщина приблизилась к нему, откинула с лица вуаль и уставилась на него заплаканными глазами – такими же голубыми, какие он привык видеть каждое утро, глядя в зеркало. Непроизвольным жестом Броуди снял черные очки и посмотрел прямо в глаза этой незнакомой женщины. Ее седые волосы резко контрастировали с оливковой кожей, она была привлекательна, даже несмотря на свой возраст, а уж в юности эта женщина наверняка вскружила немало голов.

Броуди, не отрываясь, смотрел на женщину и в то же время ощущал, что взгляды всех остальных прикованы к нему. Однако он не обращал на это внимания, напряженно размышляя о том, кто эта женщина и почему она так смотрит на него.

После недолгого молчания она воскликнула:

– Слава всевышнему! Вот ты и дома!

В следующий момент пожилая дама упала на грудь Броуди, словно последние слова окончательно лишили ее сил, и ему ничего не оставалось, как подхватить ее. Руки женщины обвили его шею, она прижалась к нему и поцеловала – сначала в одну щеку, потом в другую.

– Я – тетя Джина, сестра твоего несчастного отца, – с надрывом произнесла она, и слезы снова потекли по ее щекам.

Броуди только и смог, что кивнуть. Он вообще терялся, когда любая женщина рядом с ним начинала плакать. Его мать никогда не позволяла себе распускать нюни, а женщины, которые были в его жизни, использовали слезы лишь для того, чтобы покрепче привязать его к себе. Впрочем, это у них никогда не получалось. Однако теперь все обстояло иначе.

Броуди снова почувствовал себя не в своей тарелке, если не сказать большего. О, черт! Ведь ему всего-то и нужно получить ответы на несколько вопросов, а затем убраться отсюда к дьяволу, за тридевять земель.

– Мы с ним были двойняшки, – продолжала говорить женщина. – У меня не было человека ближе, чем он, а у него – ближе, чем я. Не представляю, как я буду жить без него!

– Я понимаю, – промычал Броуди и попытался осторожно освободиться из ее объятий, но тетка повисла на нем, словно он был спасательным кругом в бушующем океане.

– Но теперь ты здесь, хвала всевышнему, и наконец-то все наладится!

Броуди набрал в легкие побольше воздуха. Он хотел сказать, что пробудет здесь недостаточно долго, чтобы «все» – что бы это ни было – наладилось, но тут его взгляд остановился на группе других родственников, стоявших возле могилы и с каменным молчанием разглядывавших его. Может быть, тетя и была рада встрече с племянником, но остальные смотрели на него с нескрываемой враждебностью. И даже несмотря на то, что глаза его брата были скрыты за непроницаемыми стеклами солнцезащитных очков, Броуди буквально кожей ощущал исходившую от него неприязнь.

Шестое чувство подсказало: он для них не просто нежданный гость, а самозванец, агрессор, наглец, бесстыдно посягающий на чужое добро. Он – враг.