Irene - Эфффект линзы

— Я тут решаю, кто с кем будет разговаривать, ясно?

Наверное, небольшая размолвка с Викой и то накопившееся за вечер раздражение все же сделали свое дело. Я расправил плечи, не до конца осознавая, что четверо на одного — это все же многовато, и прошипел ему в лицо:

— Ты мне еще поуказывай, с кем я могу разговаривать!

Я сто лет не дрался. Вот правда. По-моему, еще со школы. И первый же удар прямо в лицо едва не свалил меня с ног. Дальше все поплыло в каком-то тумане — чужие кулаки, руки, ноги, головы… Мне все же стоило вспомнить, что, по словам Ди, Кирилл не умеет вовремя остановиться. Во рту мгновенно появилась соленая жидкость с привкусом железа. Кажется, я тоже нанес ему пару неплохих ударов, по крайней мере, гот на секунду потерял равновесие и завалился на спину, его плащ, раскрывшись, растекся по земле черной волной. Весь этот идиотский бой мог продолжаться до бесконечности и закончиться весьма печально, если бы, будто сквозь сон, я не услышал где-то справа истошный вопль Вики.

Проклятье! На несколько секунд я совершенно забыл о ней, но только теперь мне стало по-настоящему страшно. У моих противников было явное преимущество, особенно сейчас, когда у меня перед глазами все поплыло от резкой боли — удар в солнечное сплетение у противника вышел убийственно точным. До сих пор не помню, как мне удалось выкарабкаться из-под навала беснующихся готов и, схватив дрожащую от испуга Вику за руку, во весь опор броситься по направлению к своему дому.

Так быстро я давно не бегал. По-моему, Вика тоже. Наши преследователи, казалось, были везде сразу — я слышал их топот, ругань и крики и справа, и слева, и даже над головой, в мрачных небесах.

Дверь моей квартиры захлопнулась с гулким стуком, видимо, разбудившим половину соседей. Я привалился к ней спиной, без сил съехав вниз, на пол, и прислушался. Кажется, Кирилл и его команда не успели заметить, в каком именно подъезде скрылась их добыча. Я уже немного отдышался, с трудом приняв вертикальное положение, и на секунду замер в какой-то томительной тревоге, чуть погодя медленно обернувшись.

Она стояла посреди моего коридора, обиженно скрестив на груди руки, и все еще трепетала от страха.

Готы — готами, но теперь я был заперт на целую ночь в собственной квартире с самым беспощадным, самым злым моим демоном.

— Дурак! Кретин! Да я чуть… да я… — она толкнула меня в плечо, причем вполне ощутимо. — Да как ты мог?!

Губы Вики дрожали в бессильном гневе, но напряжение уже потихоньку спадало. Я схватил ее за запястья и прижал ее руки к своей груди, пытаясь оградить себя от нового выпада.

— Ну, прости меня… Прости, я же только…

— … хотел подраться! Хотел, чтоб тебя вообще забили до смерти! Хотел, чтоб я осталась одна, ночью, посреди улицы и с четырьмя пьяными мужиками!

Она еле сдерживала слезы. Я, практически отключив ту часть своей совести, которая начинала ныть при виде Вики, крепко обнял ее.

— Все… все, успокойся… Тут дело в другом… Как же ты теперь домой попадешь, Вика?

Она, уткнувшись лицом в мою грудь, промычала что-то невнятное, пытаясь справиться с волнением.

— Блин, я и правда кретин, — я улыбнулся, вспоминая, как Кирилл лежал на земле в черной луже собственного плаща. — Но было здорово!

— Оч-чень, — Вика еще несколько раз прерывисто вздохнула и, кажется, успокоилась. — Особенно мне. Насчет «домой» — не переживай, моим родителям все равно, где я ночую. Они, скорее всего, думают, что я у Лильки.

Мы зашли на кухню, я щелкнул выключателем и зажмурился. Черт, как же режет глаза! Вика, любопытно оглядываясь, вдруг скользнула взглядом по моему лицу и присвистнула.

— Спирт есть?

— Зачем?

— Ну не выпить же! Капец… Пойди, глянь на себя…

Я нащупал маленькое круглое зеркальце на холодильнике и уставился на свое отражение. О, Боже… и этот человек собрался завтра идти в школу? Впечатляющих размеров синяк на правой щеке, разбитая губа и ссадина на лбу… Отлично. Спасибо, что нет фингала под глазом…

В шкафчике над газовой плитой, кажется, была недопитая еще предыдущим хозяином бутылка водки. Немного покопавшись, я нашел даже упаковку старой ваты, и все это добро разложил на столе. Вика, тщательно вымыв руки, молча указала мне на стул. Я повиновался, откинувшись на спинку, чтобы свет лучше освещал все мои геройские метки на лице. Она нахмурилась, как настоящий доктор, и склонилась надо мной со странным выражением — ее взгляд был настолько внимательным, что, казалось, проникал сквозь меня.

Я всегда стеснялся одной своей особенности. Если представить себе своеобразную классификацию болей, я могу вытерпеть практически любую. Кроме острого жжения. В детстве я убегал из дома подальше, если только видел маму с баночкой зеленки, ищущую мои разбитые коленки. В школе, подравшись, я под любым предлогом избегал кабинета медсестры, где пахло спиртом и еще Бог весть какими дезинфицирующими средствами. Конечно, сейчас-то я понимаю, что рану в любом случае нельзя оставлять без обработки, но бояться… да, бояться до холодного пота! — меньше не стал.

Все еще ледяные пальцы Вики нежно коснулись моего подбородка. Сердце через миг было готово пробить в груди дыру. Я вздрогнул, по всей нижней губе разлилось неприятное, нарастающее жжение. Секунда, две… Все… больше не могу… Я отдернул ее руку со зловонной ваткой.

— Эй! Так дело не пойдет!

— Не могу больше…

Я уже порывался встать и уйти с «лобного места», но она удивленно хмыкнула и вдруг уселась на меня верхом.

— Что ты делаешь?!

— Оказываю первую медицинскую помощь! Сидеть!

Это точно возымело действие. Теперь я и думать забыл о каких-то ссадинах, пытаясь сообразить, куда мне девать руки, ноги, глаза… Через минуту пытка стала просто невыносимой, мне показалось, что у меня внутри все выгорело от дикой нестерпимой лихорадки. Вика, сосредоточенно исследовав по миллиметру мое разбитое лицо, отпрянула, придирчиво осматривая свою работу.

— Надо же, — вдруг улыбнулась она. — У тебя такой красивый цвет глаз. Правда. Вот так и незаметно, а на свету…

Мои брови от удивления взметнулись вверх.

— Яркий, темно-темно зеленый, — продолжала Вика с мечтательным выражением лица, по-прежнему восседая на мне верхом. — «Бутылочный», как мама говорит.

— Ну-у… может, ты меня все-таки отпустишь? — Я прочистил горло.

— Ой… Извини.

Она спешно спрыгнула с меня и крепко закрутила крышечку бутылки, бросив еще один быстрый растерянный взгляд на мои ссадины.

— В любом случае, теперь намного лучше…

Я не мог с ней не согласиться, потому что смог хотя бы вдохнуть.

Настенные часы показывали уже второй час ночи, когда мы уселись за поздний ужин. Я на скорую руку соорудил какие-то непонятные бутерброды и мы с упоением слопали их за несколько минут в полном молчании — казалось, зверский голод был один на двоих.