Энн Стюарт - Повелитель тьмы

И была еще одна душа, о спасении которой она молилась, перебираясь через лужи и корневища деревьев, торчащие из грязи, — душа сэра Томаса де Реймера — стойкого, преданного рыцаря, уехавшего, чтобы оплакать свою жену.

Клер зацепилась ногой за торчащий корень, поскользнулась, упала на раненую руку и от боли у нее потемнело в глазах. На какое-то мгновение она увидела себя со стороны — несчастную, голодную, валяющуюся в грязи, и ей стало нестерпимо жаль саму себя. Клер заплакала навзрыд от боли, от страха и от раскаяния. Она плакала и звала сквозь слезы Томаса — единственного человека, который мог бы ее спасти.

Она лежала в грязи и отчаянно рыдала, сердито колотя по земле ногами. Томас услышал ее издалека.

С характером леди Клер Томас был уже знаком. Он знал, что она всегда добивалась своего, потому что умела очаровывать людей, и умело пользовалась этим. Со стороны она казалась капризной и упрямой, знающей себе цену красавицей, но немногие были способны понять, что у этой красавицы есть сердце.

Теперь Томас чувствовал себя свободным — так, словно вместе с Гвинет он похоронил свою вечную печаль, так, словно поставил на ее могилу тот камень, что столько лет висел у него на шее. Да, теперь он свободен и спешит навстречу своей любимой, что плачет, лежа посреди лужи, и гневно колотит грязь своими маленькими ножками.

«Сегодня прекрасный день», — подумал вдруг Томас и улыбнулся.

Она не слышала приближения Томаса. Он тихонько соскочил с коня по кличке Паладин и привязал поводья к ближайшему дереву. Разумеется, Паладин никуда бы не делся, просто Томас оставался осторожным и предусмотрительным в любых ситуациях.

Он остановился над лежащей Клер, заслонив своим телом солнце. Девушка притихла, почувствовав упавшую на нее тень, и уткнулась лицом в грязь, боясь поднять глаза.

— Скажите спасибо, что это всего лишь я, а не дикий кабан, иначе вам не осталось бы времени оплакивать себя, — обычным спокойным тоном произнес Томас.

Дальше произошло то, чего он никак не ожидал. Клер поползла навстречу ему прямо через грязь. Томас подхватил ее на руки и прижал к своей груди.

Лицо Клер было в слезах, в грязи, из носа у нее текло, в волосах застряли сучки и сухие сосновые иглы, а от прекрасного некогда платья остались одни лишь лохмотья, но Томасу показалось, что никогда она не была такой красивой, такой желанной, как в эту минуту.

— Томас, — всхлипнула Клер, — Томас.

Она обхватила его за шею одной рукой, пряча под себя вторую, поврежденную.

Томас понимал, что должен соблюдать дистанцию между собой и этой очаровательной, но такой молоденькой и глупенькой девчонкой. Она еще ничего не знает о жизни, и он, Томас, давал клятву защищать ее от опасностей и от мужчин. Таких, как он сам.

— Томас, — еще раз выдохнула Клер, на этот раз совсем тихо, любовно произнося его имя. Он мягко взял в ладонь подбородок Клер, поднял ее заплаканное, испачканное грязью лицо и всмотрелся в глаза Клер, желая успокоить ее своим взглядом. В ответ она посмотрела на него с такой любовью, что отпустить ее у Томаса не хватило сил. Он наклонил голову и нежно поцеловал Клер в губы, и она раскрыла их навстречу ему.

Томас понял, что он пропал, погиб, но сейчас это больше не пугало его, и у него не было ни малейшего желания уклониться от своей погибели.

Они медленно, трудно продвигались к северу. Двор нового короля, Генриха Третьего, располагался в одном из замков неподалеку от Йорка, и путь туда от Соммерседжа казался бесконечным.

Впрочем, Саймон Наваррский вовсе и не торопился попасть в резиденцию английского короля. Он продолжал лихорадочно искать пути к освобождению Элис, но не находил их, и с каждым днем его надежды таяли.

Ричард все время присматривал за Саймоном, и у мага не было ни малейшей возможности переговорить с Элис с глазу на глаз. Весь путь она проделала в специальной повозке, напоминавшей клетку на колесах. Удобную, конечно, с мягкими подушками и хорошей едой, но все же клетку. Нужно отдать Ричарду должное: он все очень точно рассчитал. Ричард знал, что, казнив Элис или оставив ее в подземелье Соммерседж-Кип, он рискует нажить себе врага в лице Саймона. Отпустив ее на свободу, он лишится крючка, на котором крепко держал своего чародея.

Саймон выглядел совершенно спокойным. Он смотрел вперед, на бесконечную дорогу, уже запорошенную первым снегом. С каждым днем становилось все холодней. Уже не спасал тонкий шерстяной плащ, подбитый мехом.

Как давно он не был здесь!

Саймону было восемнадцать, когда он покинул Северную Англию, уйдя восторженным юношей в свой первый Крестовый поход. Тогда он искренне был убежден в том, что добро должно восторжествовать на этой земле, и нести его в мир следует таким же, как он сам, рыцарям, посвятившим себя служению свету и справедливости. Тогда Саймон думал, что сумеет вернуть христианские святыни, находящиеся в руках неверных, и тем заслужит себе место в раю. А до тех пор, как его душа вознесется в сверкающие небеса, он будет жить в покое и достатке, пользуясь уважением соседей и любовью своих родных. За свои рыцарские подвиги он получит поместье и земли, отобранные у его родителей королем Джоном для того, чтобы передать их своему фавориту.

Мирная, тихая, уютная жизнь — вот о чем мечтал он тогда.

Господи, как же он был тогда молод и глуп! Его ничему не научила ни смерть матери, умершей от холеры, ни последовавшая за нею смерть отца — считалось, тот погиб в пьяной драке во время поездки по стране, но на самом деле это было скорее продуманное самоубийство. Должно было пройти еще немало лет для того, чтобы Саймон понял, какими химерами на самом деле являются совесть, доброта, закон и вера в бога.

Все люди на свете живут лишь одним — собственным интересом, и цель они преследуют только одну — свою собственную. Этот суровый урок жизни он получил во время Крестовых походов, и убедить его в том, что личная выгода не самое главное в жизни, не смог с тех пор никто — ни монахи из монастыря Святого Ансельма, ни арабские врачи, ни цыгане с ломбардских холмов, ни ученые аскеты из Швейцарии. Задача, которую решал теперь Саймон, был простая: скопить в своих руках столько денег и столько власти, сколько возможно, причем в самое короткое время. А затем можно будет забыть про все человечество с его страстями и замкнуться в собственном мирке, который он выстроит по своему желанию.

Появление в его жизни Элис из Соммерседжа спутало все планы Саймона. За это он должен был бы возненавидеть ее, и отчасти так оно и было. Саймон не мог ей простить того, что перестал быть той единственной осью, вокруг которой вращается его собственный мир. Да, с появлением Элис вся его жизнь сильно усложнилась.