Ольга Свириденкова - Ведьмины цветы

Они переменили тему и минут через пять расстались. Свернув в уединенную аллею, Алексей остановил коня и задумался. Новость, сообщенная Стрешневым, сразила его наповал. Оставляя Лизу в Петербурге, он и подумать не мог, что она отважится пуститься в светскую жизнь. Конечно, здесь не обошлось без участия любезной тетушки Марьи Семеновны… Чтоб ей пусто было! Наверное, в столице над ним уже смеются. Да и, в самом деле, что может быть нелепее – узнавать о светских успехах жены от третьих лиц. Нечего сказать, удружила тетушка. Да и Лиза тоже хороша.

«А чего ты ожидал? – вдруг ехидно спросил Алексея внутренний голос. – Что она будет, как последняя дура, сидеть дома, пока муженек развлекается с любовницей?»

– Все, хватит, забудь об этом, – раздраженно сказал он себе. – Пусть живет, как хочет, тебя не должно это волновать. Ты не любишь ее, ты женился на ней только по приказу царя. Поэтому уважай ее свободу и перестань беситься из-за всякой ерунды.

С этими словами он развернул коня в противоположную сторону и направился к дворцу. Внезапно в его уме помимо воли всплыли пушкинские строчки: «Я вас люблю, – хоть я бешусь, хоть это труд и стыд напрасный, и в этой глупости несчастной у ваших ног я признаюсь…»

– Собака Стрешнев! – скрипя зубами, воскликнул он. – Заразил-таки своим рифмоплетством… И вовсе я не люблю Лизу, и вовсе не бешусь – вот еще не хватало! И уж во всяком случае, не собираюсь признаваться ей в своей глупости. Да-да, именно глупости, как справедливо заметил мудрый поэт! Потому что это и есть одна из самых величайших глупостей на свете – любить женщину, которая совершенно тебя не любит.

Настроение его было окончательно испорчено.

Проснувшись, Павел не сразу сообразил, где находится. Небольшая, но довольно светлая комнатка с бежевыми обоями. На окнах – белые занавески. Рядом с кроватью – низенький туалетный столик, уставленный баночками и флаконами. На пузатом ольховом комоде – глиняный горшок с геранью.

– Господи, да я же в Ловцах! – вдруг вспомнил он со смешанным чувством радости и замешательства. – Четвертую неделю здесь обретаюсь, а все не могу привыкнуть. Но, однако же, и загостился я тут… Ведь так, и впрямь, жениться придется, а? Да теперь уже точно придется, – пробормотал он с обреченным вздохом. – Этот прохвост Безякин не выпустит меня отсюда, покуда предложение не сделаю.

Словно в ответ на его слова дверь отворилась и в комнату осторожно прошла Елена. Она была в белом утреннем платье с глубоким декольте, отделанным кружевом. При взгляде на темную ложбинку на ее груди Павел, тяжко вздохнув, прикрыл глаза и, дождавшись, пока Елена подойдет к самой кровати, протянул руку и нерешительно коснулся ее груди.

– Павел! – в голосе молодой женщины послышался строгий упрек, однако взгляд ее оставался ласков. – Ну как вам не стыдно! Притворяетесь спящим, а сами…

– Извините, Элен, – смущенно пробормотал он, – я и сам не знаю, как это получилось. Но что я могу с собой поделать, разве я виноват, что вы так прекрасны? Да и потом, это вынужденное бездействие… Оно сводит меня с ума! Я уже давно не болен, а вы с вашим папенькой все заставляете меня валяться в постели.

– Перелом ребер – нешуточное дело.

– Да бросьте вы, в самом деле! – досадливо возразил Павел. – Я военный человек и знаю медицину не хуже вашего доктора. Сломанное ребро заживает через две-три недели. Да вы же и сами прекрасно видите, что я уже совсем оправился. Знаете, чего я сейчас больше всего хочу?

– Знаю, – усмехнулась Елена, – вскочить в седло и нестись сломя голову, куда глаза глядят.

Павел негромко рассмеялся.

– Вот видите, как мы с вами стали близки за последнее время, – сказал он, осторожно беря ее за руку. – Вы уже и мысли мои научились читать…

Ему пришлось отпустить ее руку, потому что в комнату вошла молоденькая рыжая горничная с подносом. Дождавшись, пока служанка выйдет, Павел удивленно посмотрел на Елену и спросил:

– Что это за девушка? Я ее раньше здесь не встречал.

– Ах, да это же Любаша, дочка Матрены-ключницы, – пояснила Елена. – А что? – Она лукаво прищурилась. – Вам нравятся рыжеволосые женщины?

– Да нет, дело совсем не в этом. – Павел посмотрел на Елену с мягким упреком. – Но интересно знать, куда подевалась Арина. Я что-то давно ее не вижу.

Лицо Елены слегка омрачилось.

– Ох уж эта мне Арина, – поморщилась она. – Наделала она нам тут делов. Недаром говорят: в тихом омуте черти водятся.

– Да что ж случилось?

– Вы не поверите – она сбежала.

– Как сбежала? Куда?

– Да вот так вот и сбежала, как обычно бегут крепостные. Потихоньку собрала все свои вещи и – поминай, как звали. Да еще и прихватила с собой мое жемчужное ожерелье. Вот так!

– И что же? Ее, по крайней мере, искали?

– Разумеется. Но вернуть так и не смогли. Двое наших мужиков возвращались на рассвете с рыбалки и видели, как она садилась в дорожную коляску. А рядом с ней был высокий сутулый мужчина в надвинутой на глаза шляпе. Похоже, она сбежала от нас с каким-то заезжим барином. Что ж делать, такое иногда случается.

– Хм… Да уж… Ладно, Элен. Что мы сегодня? Едем на прогулку?

Молодая женщина всплеснула руками.

– Да какая же прогулка, Павел! Только-только оправился…

– Елена! – Несвицкий сделал предостерегающий жест. – Во-первых, я не только-только оправился, а уже дней пять тому назад. А во-вторых, – он выразительно посмотрел на нее, – вы совсем забыли о нашем застрявшем расследовании. И пока вы тут носитесь со мной, словно с какой-нибудь хрустальной вазой, наши враги могут измыслить новые козни.

– Вы правы, Павел, – вздохнула Елена. – Хорошо. Одевайтесь и – быстренько вниз, завтракать. А там посмотрим.

Крикнув слугу, Павел начал одеваться. Однако идти в столовую он не торопился. Несмотря на то, что все вроде бы пока шло хорошо, на душе у него было неспокойно. И причину этого смутного беспокойства он вскоре нашел – сообщение Елены о побеге служанки. На первый взгляд, ничего удивительного в нем не было. Историй о соблазненных проезжими удальцами крепостных девушках он слышал немало. Но все-таки что-то здесь не вязалось. Или, наоборот, очень даже вязалось. Вот только… с чем?

Облачившись в офицерский мундир, Павел придирчиво осмотрел себя перед зеркалом. Он уже собирался идти, как вдруг заметил, что его нагрудный карман странно оттопыривается. Он запустил туда руку и, к своему непомерному удивлению, вытащил наружу цветок на длинном стебельке. Павел внимательно рассмотрел его. Цветок был небольшим, круглым и пушистым, ядовитой окраски, средней между красным и оранжевым. И на удивление сухим. Наверное, поэтому он и не пострадал, находясь так долго в кармане мундира.