Энн Харрел - Огонь Менестреля

Сэм Райдер, однако, думает иначе. Он никогда не встречал женщины, которая бы отказалась от знакомства с ним, и наивно полагает, что таких не существует. А может, Мэтью ошибается, и Джулиана Фолл будет сражена им наповал. Но это маловероятно.

Он махнул своей аккредитационной карточкой и, дойдя до ее уборной, прижался к стене, чтобы, оставаясь незамеченным, ничего не пропустить. Он посмеялся над собой: известный журналист выслеживает пианистку. Красивый азиат, прошествовав мимо, вошел в комнату, чтобы лично поприветствовать мисс Пианистку.

— Шаджи! Какого хрена ты вламываешься без стука? Напугал меня до полусмерти!

Мэтью почувствовал, как у него задёргались уголки губ. Какого хрена? Ну что ж, подумал он, даже если Проныра пустил утку и Сэмми Райдер не встречается ни с каким Голландцем, то все равно, похоже, придется спасать бедолагу от этой Джулианы Фолл.

Джулиана засунула черное креповое платье куда-то под себя и поспешно изобразила приветливую улыбку, почувствовав себя виноватой перед Шаджи.

— Извини, — сказала она, — но ты напугал меня. Как поживаешь?

Опять эти избитые фразы, подумала Джулиана. Шаджи не выносил их и сейчас хмуро смотрел на нее: она могла бы об этом помнить. Она не стала задавать вопросов, которых он ждал от нее. Что ты скажешь о моей сегодняшней игре, Шаджи? Ты опять думаешь, что я паникую? Даже если бы у нее было время, она не знала, хочет ли услышать ответы на них, а времени у нее как раз не оставалось.

— Интересное исполнение, — сказал Шаджи. Из своего опыта длительного общения с ним Джулиана знала, что это может означать все, что угодно. Она бросила свое платье — непростительная небрежность — на спинку стула. Смятое, оно выглядело как обычное черное платье. Словно ему несколько месяцев, а не пятьдесят лет. В таком платье Джулиана Фолл вполне могла бы отправиться после концерта на ужин.

— Сегодня ты играла сносно, — продолжал Шаджи, сложив руки на груди. Он по обыкновению был одет во все черное и выглядел как всегда бодрым и энергичным. Лишь сигарета в руке была посторонней деталью и не вязалась с его обликом. — Но я опять кое-что расслышал. Не уверен, что мне это понравилось, как не уверен и в том, что услышанное мною так уж безнадежно плохо. Я тут подумал, Джулиана…

— Слушай, Шаджи, — перебила Джулиана, рискуя вызвать его неудовольствие и обнаружить свою спешку. — Что бы то ни было, мне будет интересно узнать об этом. Но сейчас я чертовски устала.

Он еще больше нахмурился.

— Ты не хочешь это обсуждать?

— Нет.

— Хорошо.

Он говорил сдержанно, в упор глядя на нее прищуренными глазами, и она знала, что это плохой знак.

— Ты все еще планируешь ехать в Вермонт?

— Да, на несколько дней. Мне нужно передохнуть.

— Я думал, мы договорились о том, что ты не поедешь.

Черт , подумала она, уйдешь ты наконец?

Шаджи сердито расхаживал по комнате и вдруг схватил тюрбан, о котором она совершенно забыла.

— Что это еще такое?

— Тюрбан.

— Зачем?

— Не знаю. Он не мой. Должно быть, кто-нибудь забыл его здесь. — Она злилась, что ее планы расстраивались. — Брось, Шаджи, несколько дней в Вермонте — это не каникулы. При такой жизни, как у меня, это не назовешь даже отдыхом. Не порти мне все, ладно? Слушай, я не хочу с тобой спорить, и, в любом случае, сейчас неподходящее время для разговоров. Я спешу. Я забыла, что ты должен прийти, и у меня возникли планы.

Вот тебе , подумала она. Шаджи резко повернулся, и его узкие глаза зло сверкнули.

— Ты забыла , что я приду?

Джулиана почти улыбалась — уж ей-то известно, как справиться с ним.

— В последнее время я нервничала; собственно, поэтому мне и нужно отдохнуть.

— Я с трудом выкраиваю время, чтобы выбраться на концерт, а ты забыла, что я приду? Ты неблагодарная маленькая стерва! — Он сложил руки, сдерживая свою ярость и словно моля о чем-то.

Когда Эрик Шаджи Шидзуми шумно выходил из себя, справиться с ним было значительно легче.

— И как я только выносил тебя все эти годы?

— Радуйся, что не женился на мне, — весело сказала Джулиана, пытаясь погасить его гневный порыв.

Шаджи лишь свирепо посмотрел на нее.

Вежливый стук в дверь прервал их разговор, и Шаджи раздраженно зашипел, но тут же приосанился, когда в дверях показалась голова высокого, моложавого, красивого мужчины. Незнакомец сказал:

— Простите…

Джулиана подавила вздох.

— Да, в чем дело?

— Будь полюбезней, — шепотом предупредил ее Шаджи. — Не надо демонстрировать публике, какая ты дрянь.

Она едва удержалась, чтобы не показать ему язык. Его лицо исказила отвратительная гримаса, и, не сказав больше ни слова, он ринулся из комнаты. Ну его к чертям , подумала Джулиана, к чертям, к чертям, ну почему он не оставит меня в покое?

— Извините за вторжение, мисс Фолл, — сказал топтавшийся в дверях мужчина. Он широко улыбнулся, и его улыбка показалась ей неожиданно искренней. — Я — Самюэль Райдер.

Он сделал паузу, явно ожидая, что она узнает это имя. Она не узнала. Однако она заметила его глаза, мечтательные и голубые — глаза ребенка на лице мужчины. Они смотрели странным, как будто молящим о чем-то взглядом, который вдруг взволновал ее, — может, потому что сам он казался таким респектабельным и искушенным. Она автоматически ответила:

— Приятно познакомиться.

— Я хотел поздравить вас с сегодняшним выступлением. — Он вошел в артистическую; в нем одновременно чувствовались нахальство и неуверенность. — Я впервые был на вашем концерте и уверяю вас, что это не последнее мое посещение. Вы загипнотизировали меня.

Такую чушь ей раньше никто не говорил. Но она тут же отругала себя за цинизм. Может, он говорит искренне.

— Спасибо, — вежливо сказала она. — Очень мило с вашей стороны, что вы нашли время сказать мне об этом лично.

А теперь оставьте меня и дайте возможность стать другой!

— Не стоит благодарности.

Похоже, он не знал, как продолжать. Она намеренно не оставила ему возможности завязать непринужденный разговор. Он поймал себя на том, что нервно потирает ладони, и быстро засунул руки в карманы элегантного вечернего пальто. Оно было расстегнуто, и под ним был виден изысканный смокинг, подчеркивавший его подтянутую фигуру. Джулиана вспомнила слова приятелей, не раз говоривших ей, что нельзя быть такой привередливой, — богатый, красивый, обаятельный мужчина — он и есть богатый, красивый, обаятельный мужчина.

Она вдруг ощутила симпатию к этому человеку. Он выглядел таким потерянным, таким одиноким. Возможно, она сама и ее музыка так повлияли на него. Бетховен может оказать мощное воздействие. Но она знала, что лжет себе. Даже если Сэмюэль Райдер и очарован ею, то это никак не связано с ее игрой или с ней самой. Она основывалась на своем опыте. Подобно многим другим, Сэмюэль Райдер просто нафантазировал себе, кем она могла бы стать для него. Его пленил тот образ, который он сам себе придумал. Он не знал ничего определенного ни о ее характере, ни о ее семье, ни о ее напряженных, изменчивых и лишенных романтики отношениях с Шаджи. Он не знал ничего о Д. Д. Пеппер.