Оксана Семык - Капкан на охотника

— «Зайке»?!

— Да. Он души в ней не чаял. Сестра была намного младше него, и Бармин всегда считал своим долгом заботиться о ней. А девочка выросла капризная и требовательная — постоянно тянула из старшего брата деньги, даже уже будучи замужем и в первый, и во второй раз. Наталья-Натэлла постоянно наведывалась к Игорю, жаловалась ему на жизнь, на какие-то существующие или несуществующие долги, и он всегда давал ей сначала деньги, а потом, когда пристрастился к кражам, не только деньги, но и какие-то побрякушки. Вот и после убийства Берсеньевой, когда Курицыны приехали в город для хлопот с похоронами и квартирой, Наталья снова заявилась к своему брату и потребовала очень крупную сумму денег, сообщив, что собирается уходить от своего «Коти», и ей надо купить себе жилье. Такой суммы в наличных у Бармина на тот момент не было, и он отдал сестре кольцо Ларисы Берсеньевой. Он и не знал, что «зайка» уже видела раньше этот алмаз у писательницы: та как-то похвастала перед ней кольцом и рассказала его историю без всякой задней мысли — все-таки они родственницы по мужу. Так вот, Натусик сразу узнала эту драгоценность и, помня о том, что Лариса погибла при странных обстоятельствах, легко сложила один и один: ведь это она когда-то познакомила Бармина и Бересеньеву, когда писательница пожаловалась «зайке» на неустроенность в личной жизни. То есть, я думаю, Наталья Курицына прекрасно знала, что Ларису убил именно ее брат, но предпочла закрыть на это глаза, заполучив безумно дорогое кольцо. Думаю, про остальные убийства женщин «зайка» не догадывалась.

— А почему же тогда она мне угрожала?

— Да именно потому, что испугалась, что тебе может быть что-то известно про кольцо Берсеньевой и роль в этой истории ее брата. Попробуй посмотреть на ситуацию глазами Натэллы Курицыной. Она впервые встречается с тобой, когда ты, представившись Галиной Суриковой, приходишь домой к Берсеньевой и что-то там выискиваешь, задаешь какие-то вопросы брату убитой. Потом «зайка» встречает тебя вновь у дверей этой же квартиры, но ты заявляешь, что «пришла к подруге в девятнадцатую квартиру». Я не поленился и проверил, что в девятнадцатой живет одинокий старик-маразматик. Думаю, Натусик тоже это как-нибудь выяснила. К тому же она, наверняка, вспомнила, что видела твое фото у брата на компьютере в числе других фотографий его клиенток. Не сомневаюсь, что Ната-Натэлла во время своих визитов к брату не только играла на компьютерной приставке, но и из любопытства ковырялась в анкетах женщин, разместивших свои объявления через Игоря. Еще один визит к брату — и вот «зайка» убеждается, что память ее не подвела, и ты — одна из клиенток «сваха». При этом она выясняет, что ты представилась чужим именем. Это не могло ее не встревожить. Она начинает задумываться, зачем ты за ней следишь. Приходит к мысли о затевающемся шантаже — тем более ты еще и застукала «зайку» с тем синеглазым брюнетом, о котором Константин Курицын и не подозревал. Тогда-то, наверное, она и звонит тебе с первой угрозой, взяв телефон из твоей же анкеты, думая тебя запугать. Что с нее взять: круг общения у девушки был в первом браке соответствующий. А потом еще одна неожиданная встреча с тобой — на этот раз она обнаруживает тебя в кафе с ее мужем. Что ей остается думать? Только то, что ты пытаешься как можно больше вынюхать информации, прежде чем перейти к открытому вымогательству. Тогда эта девица и решает перейти в наступление и уже открыто тебе угрожает. Ведь на кону ее будущее благополучие. Вероятно, она на самом деле уже планировала развестись с Курицыным после того, как тот вступит в права наследования квартиры Ларисы и доходов от публикации ее книг. Может быть, даже собиралась замуж в третий раз.

— За того синеглазого красавчика?

— Не знаю, дошло бы дело у них до брака или нет. Это парень, похоже, не из тех, кто женится.

— Ты и его копнул?

— А то как же! Я же обещал тебе разобраться в этом деле как можно доскональнее. От прессы ничего не скроешь.

— И что это за фрукт?

— Некто Максим Шипулин. По молодости, еще при СССР, имел судимость за тунеядство, но, в общем, безобидный тип, обычный альфонс, живущий за счет своих богатых подруг, которых он постоянно меняет. Но, узнав, что Курицына попала в неприятную историю, связанную с серийными убийствами, этот мужичок «сделал ей ручкой», да еще и муж узнал об этом адюльтере. Теперь Натэлла Николаевне остается только заливаться горькими слезами, ходить на допросы и таскать передачи в следственный изолятор своему сводному братцу, если, конечно, она не поспешит от него откреститься.

— Бармину тоже взяли?

— Да, сразу же после ареста её мужа. Но, говорят, что уж у неё-то действительно не все дома. Во время задержания она царапалась и кусалась, как кошка. А потом замкнулась в себе и с тех пор не произнесла ни слова. Вот уж по кому психушка плачет! У неё в комнате нашли шкатулку с женскими локонами разного цвета. Бармин рассказал, что среза́л волосы и приносил жене в качестве доказательства совершённого убийства, и что она, якобы, сперва требовала от него отрезанное ухо или палец жертвы, но у него не хватило духу на такое.

— Кошмар! Ну и семейка! Вот так живёшь в обычной многоэтажке и даже представить себе не можешь, что у тебя за стенкой поселилась парочка маньяков. Небось, соседи о них отзываются как о приятных людях?

— Между прочим, ты права. О Барминых все, кто их знал, отзываются положительно. Её жалеют. Его преданностью жене восхищаются. Ну, и, как обычно в таких случаях только восклицают: «Что вы говорите! Никогда бы не подумали!»

— Слушай, а где Игорь доставал барбитал-натрий?

— Это лекарство выписывали Ирине как снотворное и успокаивающее средство.

— Точно! Как я сама не додумалась! Пожаловалась бедная женщина врачу на плохой сон — и получай рецепт. И фотографии Вениамина, разумеется, были взяты из журнала, принадлежащего Ирине. Я же сразу почувствовала, что здесь замешана женщина. Но меня сбила с толку «зайка», а еще инвалидность Ирины. Как я могла подозревать женщину, прикованную к креслу-каталке?

— Так ведь в детективах всегда преступником оказывается тот, кого меньше всего подозреваешь. Скрюченный калека в конце романа обычно неожиданно встаёт с инвалидного кресла и бросается бежать.

— Ты что, хочешь сказать, что Ирина тоже… — обалдело смотрю я на Пашку.

Он смеётся.

— Нет, это же не роман. Это жизнь. Увы! Она действительно стала инвалидом после того нападения. Впрочем, — посерьёзнев, задумчиво говорит Пашка, — может, это станет для неё смягчающим обстоятельством при вынесении приговора.

— Но ведь какой актер этот Бармин! — вскипает во мне возмущение. — Я-то, дура, думала, что держу его на крючке, а он в это время сам водил меня за нос! Как он мне тогда сказал? «Забавная вы». Вот он, наверное, смеялся про себя, когда рассыпался передо мной в оправданиях: «клянусь вам, что не имею отношения к этим убийствам», «ради бога, не впутывайте меня в это дело», «буду с вами откровенен». А я и уши развесила. Подозревала кого угодно, кроме него — в том числе и Курицына, и брюнета этого. Уж слишком они странно все время на меня смотрели. С чего бы это?