Екатерина Кариди - Белое на голубом (СИ)

Слепая ясновидица подумала, если и дальше ее видения будут осуществляться в том же темпе, ждать осталось совсем недолго.

Со дня праздника урожая, дня царевой свадьбы прошел месяц и три недели. А что такое замечательный теплый октябрь у теплого моря? Бабье лето. Погода изумительная, солнечно, тепло, далеко еще до зимних дождей и штормов. И будет тепло еще как минимум две недели. До середины ноября. Так сказал главный народный барометр. Старый Пайкус.

Старикашка, морская косточка, бывший пират, бывший контрабандист, бывший матрос царского флота, бывший честный торговец, а ныне честный владелец портовой таверны, выволок на солнышко свое кресло качалку, погреть старые свои косточки. Нильда вынесла ему столик с немудреной закуской, дед любил твердый соленый сыр и лепешки, даром, что зубов уже нет почти. А запивал это все красным вином.

- Дедушка Пайкус, признайся, сколько тебе лет? - лукаво спросила девчонка-разносчица.

- Нильда, красотуля, - он лихо, совсем по-пиратски, шлепнул ее по задку, - Мужику всегда столько лет, на сколько он себя чувствует.

- Кхммм? И насколько лет старый пират сегодня себя чувствует?

- Эхе-хе... Никакого уважения... - притворно подкатил глаза бывший морской разбойник, - Видела бы ты меня лет сто назад. Немедленно бы влюбилась!

- О, я нисколечко не сомневаюсь, что дамы штабелями ложились к вашим ногам! - хихикнула девчонка, - Я, вообще-то, и сейчас вас люблю.

Дед расплылся теплой улыбкой:

- Милая ты девушка, - ласково пробормотал, - Счастья тебе.

- Спасибо, дедушка Пайкус, - она налила ему вина в глиняную кружку и мелко нарезала сыр, - А скажите, долго еще будет держаться теплая погода?

Он взглянул на небо, пошамкал, а потом уверенно сказал шепотом:

- Можешь передать своим дружкам - контрабандистам, что еще две недели дождей не будет точно. А потом, - он пошевелил ладонью, словно изображая корабль в качке, - Потом пусть будут поосторожнее.

Девчонка негромко рассмеялась, чмокнула его в морщинистую щеку и умчалась.

***

Молодая царица снова выезжала на прогулку. Сегодня она была в голубом, цвет удивительно сочетался с ее глубокими синими глазами, а длинные распущенные волосы, плащом лежавшие на плечах, казались еще ярче и блестели на солнце, как чистое золото. Народ действительно полюбил новую царицу. Ее приветствовали на улицах, подносили маленькие подарки, осыпали комплиментами. и да, среди этой восторженной толпы она ощущала себя любимой, нужной, прекрасной, единственной.

Здесь ее любят. Здесь она может чувствовать себя счастливой.

Но не дома во дворце.

Не рядом со своим мужем.

Он исправно приходил к ней по ночам, исполнить, как она говорила про себя "долг жалости". И уж старался, исполняя его, старался... И неважно, что она сполна получала свое удовольствие, простить Вильмора уже не могла. Онхельма, кстати, успела забеременеть, причем, как оказалось, чуть ли не в первый день после свадьбы. Вот только теперь она не знала, хочет ли вообще этого ребенка. И мужу ничего еще не говорила. Просто не решила пока, что ей делать. То ли оставить дитя, то ли избавиться от него, пока не поздно.

Ее мысли занимал Алексиор. Теперь он ужинал с ними почти каждый день. Отменно вежлив, немного оттаял, но никакого мужского интереса Онхельма в нем не чувствовала. А ведь она старалась его увлечь! Специально наряжалась, иногда бросала томные взгляды. А он, черт бы его побрал, как каменный, словно ничего не замечает.

Вчера попробовала на нем тот же приворот, что безотказно сработал на Вильморе. Ничего! Более того, ей в какой-то момент почудилось, что посланный импульс вернулся назад с отдачей! Более чем странно, он ведь не колдун, да и охранного колдовства на нем не ощущалось. Может, конечно, особенности организма...

Онхельма пришла к выводу, что нужно разнообразить методы, а потому стоит сегодня подложить немного снотворного в вино Вильмору и перейти к более решительным действиям. И одеться поинтереснее, что-то возбуждающее, что легко снять. И главное, надо испробовать более сильное приворотное зелье.

***

В портовой таверне, чтобы отведать жареной рыбки, пятеро друзей теперь появлялись редко. А царевич и вовсе. В тот день они сидели втроем: Семнорф, Маврил и Эфрот. Шептались вполголоса, даже не цепляли шуточками Нильду. Та сначала немного удивилась, потом, принеся им вина и жареной рыбки, спросила:

- Чего такие молчаливые? Какие-то неприятности?

- Да нет... - протянул Эфрот, - Просто учеба эта изматывает.

Семнорф, он был сегодня на удивление серьезным, непроизвольно качал головой, словно поддакивая своим мыслям. Потом вдруг произнес бесцветным голосом:

- Нильда, знаешь, даже трудно сказать почему... Но не отпускает чувство тревоги. Будто надвигается какая-то катастрофа... И ничего нельзя поделать. Ни предотвратить, ни спастись... Черт...

Маврил провел рукой по волосам и добавил:

- И не только у тебя такое чувство. Не знаю...

Нильда невольно присвистнула:

- Э-э, парни? Что-то вы совсем раскисли?

- И-и-эх! - громко воскликнул Эфрот, - Все ерунда! Сейчас спою вам неприличные куплеты, сразу развеселитесь!

Эфрот запел, в зале стали раздаваться взрывы хохота, посетители оценили его скабрезную песенку. Молодые люди, его друзья, тоже усмехались, но только веселье так и не дошло до глаз.

И вдруг случилось странное.

Привлеченная звуками развеселой песенки Эфрота и хохотом, доносившимся из таверны, туда заглянула молодая царица, которой в этот день почему-то пришло в голову прогуляться в порт. Песня оборвалась внезапно, струны лютни бессмысленно дзынькнули, народ повскакал с мест, выкрикивая:

- Виват царице!

Онхельме понравилось, что ее так встречают, однако, она хотела большей сердечности. Хотела, чтобы ее приняли, как свою. Расправив складки своего лазурного платья, присела за столик рядом с друзьями:

- О чем была песня?

Эфрот чуть не сгорел со стыда, что прекрасные уши прекрасной госпожи слышали то неприличие, что он тут пел. Певец только и смог выдавить:

- Э... ээээ...

Ему на помощь пришел Маврил. Он склонился перед молодой царицей в куртуазном поклоне и произнес:

- Наш горе-поэт пел о любви.

- О любви? - Онхельма рассмеялась чарующим грудным смехом, отчего почти все присутствующие мужчины испытали дикую зависть к царю, которому досталась в жены эта волшебная красавица.

А царица, наслаждаясь произведенным эффектом, произнесла:

- Не может ли певец сочинить что-нибудь и для меня?

- Почту за честь, - пробормотал пунцовый от смущения Эфрот.

- Что-нибудь про любовь, - она подмигнула окружающим, а певец смешался окончательно.

Царица выпила стакан белого вина, что ей с поклоном поднесла Нильда, поблагодарила всех и, под дружные крики: