Виктория Холт - Властелин замка

Я не могла разобраться в своих чувствах. Я лишь знала, что он прочно вошел в мою жизнь, без него моя жизнь была бы пустой и бессмысленной. Я даже не могла спросить его, правда ли то, что рассказала мне Клод. Между нами словно стояла стена. Этот человек был для меня загадкой — и при этом мне казалось, что мир лишится надежды на счастье, если в этом мире не будет его.

Это было неразумно; я такого от себя никак не ожидала, и все же оказалась способной на такое безрассудство.

Я была безнадежно увлечена графом. Увлечена! Как это похоже на меня — пытаться найти другое слово взамен слова «любила», потому что, как я презрительно заметила про себя, я боялась признаться, что любила этого человека безоглядно.

В эти дни напряжение в замке нарастало. Я была уверена только в одном: так не может продолжаться вечно. Ситуация была взрывоопасной; мы все приближались к какому-то кризису, и когда он наступит, решится мое будущее.

Суета и волнение всегда нарастали с приближением времени сбора урожая. Близился и поворотный момент в моей жизни. Моя работа подходила к концу; бесконечно оставаться в замке я не могла. Мне придется объявить о своих планах на будущее, и меня охватывало полное отчаяние при мысли о том, что возможно, я скажу графу, что уезжаю, и он меня отпустит.

Я случайно вошла в эту феодальную жизнь и попыталась стать ее частью — это при моем-то чисто английском воспитании. Возможно, это было ошибкой. Но у меня еще оставалась последняя надежда.

В этот странный период ожидания меня вдруг охватило чувство опасности… опасности иного рода, чем та, которая грозит неразумной женщине, мечтающей о несбыточном романе. Опасность эта была близка. Мне постоянно мерещилось, что за мной следят: легкие шорохи — я не могла ошибиться в том, что они были, но и определить их точно не могла — когда я шла через коридор в свою комнату. Неприятное чувство, возникающее неожиданно и заставляющее резко оборачиваться, глядя через плечо. Страх вполз в мою душу и я никак не могла от него избавиться.

Я постоянно ощущала присутствие ключа, который носила с собой в потайном кармане. Я пообещала себе, что обязательно покажу его графу и что вместе с ним мы будем искать замок, к которому он бы подошел. Но после того, что рассказала мне Клод, я не решалась встретиться с ним.

Я решила еще несколько дней посвятить поискам; я представляла себе, как пойду к нему и расскажу, что нашла его изумруды — а моя уверенность, что я их найду, росла с каждым днем. Может быть, мечтала я в глубине души, он будет так взволнован, так восхищен, что если даже раньше он и не воспринимал меня серьезно, то после этого я завоюю его уважение.

Какие глупые мысли приходят в голову влюбленным женщинам! Они живут в романтическом мире, имеющем так мало общего с реальностью. Они придумывают себе восхитительные сцены и убеждают себя в том, что они происходят на самом деле.

Конечно, подобное поведение недостойно такой разумной женщины, как я.

Он не пришел посмотреть, как продвигается работа над росписью, и это немало удивило меня. Иногда я раздумывала, не говорила ли Клод с ним обо мне и не смеялись ли они вместе над моей наивностью. Если правда то, что он отец ее ребенка, значит у них весьма близкие отношения. Я никак не могла этому поверить — но это говорила во мне романтическая сторона моей натуры. С практической же точки зрения, все выглядело достаточно логично — ведь французы славятся легкостью нравов! Что по моим английским представлениям выглядело весьма аморальным, для них было вполне обыденной ситуацией. Граф, не имеющий намерения жениться, при этом желает, чтобы его сын унаследовал имя, состояние, поместья и все, что представляет для него ценность; Филипп, в порядке вознаграждения, унаследует все раньше мальчика в том случае, если граф умрет, и к тому же теперь он имеет возможность жить в замке; Клод может спокойно наслаждаться с любовником, сохраняя безупречную репутацию. Конечно, это разумно и логично.

Но для меня это было ужасно, невыносимо, и я избегала встречи с ним, боясь выдать свои чувства. И в это же время я старалась соблюдать осторожность.

Однажды я пошла проведать Габриэль, которая выглядела очень довольной. Мы приятно провели время, поговорили о графе, а Габриэль была одной из немногих, кто хорошо относился к нему.

Обратно я шла короткой тропинкой через лес, и еще сильнее ощутила, что за мной кто-то крадется. Я по-настоящему встревожилась. Я была одна в лесу — в том самом лесу, где ранили графа. Меня охватил дикий страх, когда зашуршала трава, хрустнула ветка.

Я остановилась и прислушалась. Все было тихо; но ощущение опасности не покидало меня.

Я со всех ног бросилась бежать. Мной овладела такая паника, что я чуть не закричала, когда моя юбка зацепилась за сук. Я дернула ее, кусок подола оторвался, но я не остановилась.

Я была уверена, что слышала позади себя торопливые шаги, и выбежав на опушку, я оглянулась, но никого не увидела.

Никто так и не показался из-за деревьев, однако я не долго ждала. Я направилась к замку.

У виноградников я встретила Филиппа верхом на лошади.

При виде меня он воскликнул:

— Мадемуазель Лоусон, что случилось?

Я, наверное, выглядела несколько растрепанной, и не было смысла отрицать это.

— В лесу со мной произошла небольшая неприятность. Мне показалось, что меня кто-то преследовал.

— Не следует ходить в лес одной.

— Да, конечно. Но я об этом не думала.

— Вполне понятно. Наверное, вы вспомнили, как нашли там моего кузена, когда его ранили, и из-за этого вообразили, что за вами кто-то идет. Возможно, там просто бродил кто-нибудь из любителей поохотиться.

— Возможно.

Он спешился и стоял, глядя на виноградники.

— У нас будет невиданный урожай, — сказал он. — Вы когда-нибудь видели, как собирают виноград?

— Нет.

— Уверен, вам понравится. Теперь уже недолго осталось ждать. Вам не хотелось бы заглянуть под навесы? Вы увидите, как делают корзины. Все так волнуются.

— Мы им не помешаем?

— Нет-нет. Им приятно думать, что все разделяют их волнение.

Он повел меня по тропинке к навесам, без конца разговаривая о винограде. Он сказал, что не видел сбора урожая вот уже несколько лет. В его обществе я чувствовала себя неловко. Теперь я смотрела на него как на слабовольного участника отвратительного сговора… Но мне никак не удавалось найти подходящий повод, чтобы покинуть его.

— В прошлом, — говорил он, — я подолгу— жил летом в замке, и помню, как собирали урожай. Сбор продолжался до поздней ночи, и я вылезал из постели и слушал, как они пели, когда давили виноград. Восхитительно.

— Охотно верю.

— О, мадемуазель Лоусон. Никогда не забуду, как мужчины и женщины залезали в котел и танцевали на винограде. А музыканты играли песни, и они танцевали и пели. Помню, как они погружались все глубже и глубже в лиловый сок.