Вероника Вереск - Закон маятника

Глебу было пять лет, когда на каком-то семейном празднике одна из двоюродных бабушек или троюродных теток, явно перебрав домашней наливки, принялась рассуждать, «кто в чью породу пошел» и какие черты характера свойственны какому «семейному генотипу». И при этом основательно прошлась по такому, казалось бы, безобидному пункту, как цвет глаз. По ее мнению, зеленый цвет говорит о хитрой неискренней натуре, а точечки, «червоточинки», вообще не означают ничего хорошего и могут негативно повлиять на судьбу.

Со мной можно не соглашаться, но такие, с позволения сказать, «близкие» опаснее террористов, шпионов и бандитов вместе взятых. Граждане, которые гордятся, что знают тебя «как облупленного», и не упускают случая воспользоваться своей информированностью, чтобы подразнить и поиграть на нервах, по-моему, заслуживают отдельной статьи в Уголовном кодексе. Удивляюсь, что до сих пор никто не выступил с таким законопроектом…

Я уже начала медленно закипать и прикидывать, что в данной ситуации окажется эффективнее: схватить не в меру разрезвившуюся шутницу за шиворот и выкинуть на лестницу (в окно, к сожалению, не получится: двенадцатый этаж, а это уже чистая уголовщина) или опрокинуть на нее графин клюквенного морса. Заметив мое состояние, Вадим вовремя разрядил обстановку и спас языкастую тетку от немедленной расправы. С немалым трудом мы перевели разговор на другую тему, и застолье пошло своим чередом.

Некоторое время спустя кто-то заметил, что Глеб исчез из-за стола. Сперва я подумала, что мальчику стало скучно с взрослыми и он тихонько ушел к себе в комнату, но сына не оказалось и там. Мальчик обнаружился в ванной комнате. Весь в мыльной пене, он пытался… отмыть себе глаза.

– Не хочу грязные глазки! – плакал он, когда я вытирала его полотенцем и уводила в комнату. – Хочу чистые, как у мамы…

После ухода гостей – немного раньше, чем планировалось, – мы с Вадимом провели целый вечер, доказывая сыну, что такой цвет глаз больше подходит будущему герою, капитану корабля, победителю всех войн и космонавту. В доказательство пришлось даже составить целую портретную галерею выдающихся деятелей разных эпох, государств и областей деятельности. Объединяло их одно: цвет глаз, такой же, как у Глеба и Вадима. Чего не сделаешь, чтобы успокоить родного сына, а заодно поднять его самоуважение и самооценку. А двоюродные бабушки или троюродные тетки – собственно говоря, это уже не имеет значения – навсегда стали персонами нон грата в нашем доме.

Я уже думала, что эта история навсегда осталась в прошлом, а если ее когда-нибудь и вспомнят, то лишь в качестве забавной истории из детства. Но оказалось, что сын столько лет продолжал переживать из-за этого. Вот так лишний раз и убеждаешься, что слово, сказанное или напечатанное, обладает огромной силой. И профессия журналиста ничуть не менее ответственна, чем, например, оператора «красной кнопки»…

Что-то я здесь засиделась, пора на свежий воздух. Тем более что в ближайшей школе явно кончились занятия и ученики старших классов в полном составе бросились сюда подкрепляться чизбургерами, картошкой фри и чизкейками – вредными для здоровья, но такими вкусными и, главное, не домашними! Быть в гуще событий – это прекрасно, но оказаться в толпе галдящих и гомонящих школьников – такое выше даже моего хваленого профессионального терпения.

Стоянка возле торгового центра оказалась забита, поэтому «глазастика» пришлось оставить чуть ли не в квартале отсюда. Тоже к лучшему: не так часто удается пройтись пешком.

На улице был легкий сухой морозец; снег на газонах, деревьях и крышах ларьков оставался удивительно чистым, множество снежинок искрилось и сверкало прямо в воздухе под лучами солнца. Из булочной пахло свежайшей выпечкой и кофе с молоком. Именно в такие минуты чувствуешь полную гармонию с миром…

Вот так всегда! Стоит лишь немного расслабиться, как судьба тут же находит способ одернуть тебя. Нечего витать в облаках! Мир далеко не такой безопасный и безоблачный, как тебе только что показалось.

Восхитительные запахи кофе и свежих булочек сменились «ароматами» грязных тряпок, пищевых отходов и давно не мытых человеческих созданий. Ну, конечно: бомжи кучкуются у метро на вентиляционной решетке. Волны теплого воздуха, поднимавшиеся из-под земли, долетали до меня вместе с неаппетитными запахами. Вот лентяи: все вокруг занимаются делом, носятся, высунув язык, чтобы заработать денег, сотворить что-нибудь разумное, доброе и желательно вечное, что-то кому-то доказать, подняться по карьерной лестнице или просто самореализоваться, а эти расселись тут! Небось еще и презирают тех, кого изводят просьбами дать «копеечку на хлеб». А попробуй купить им буханку того же самого хлеба – вместо благодарности такое можно услышать! Нет, правда, куда только смотрит правительство!

Но тут, прямо посередине гневной фразы, проносившейся в голове, я внезапно остановилась, будто налетела на невидимое препятствие. Теплый воздух из-под земли, запах резины и машинного масла: полнейшее дежавю! И это было совсем недавно, но только когда и где? Ну, конечно же – Питер, ночная прогулка в лабораторный корпус, который оказался не таким уж заброшенным. И, пока я ходила по кабинетам, разглядывая доперестроечные канцелярские принадлежности, в подвальном этаже полным ходом шел процесс изготовления наркотиков. Я даже удивилась, что здание слабо, но ощутимо вибрирует. Точно! Николай тоже упоминал об этом. Все здание трясется, хотя трамвай уже пять минут как проехал. Теперь не оставалось никаких сомнений: причиной вибрации был вовсе не трамвай, а круглосуточно работавший молекулярный разделитель, вместе с другой уникальной аппаратурой производивший «запрещенный в стране медикамент».

«Ученые – они же как дети, – всплыла в памяти фраза руководителя института, сказанная, когда я уже собралась уходить. – А где вы видели ленивого ребенка?»

Будто молния вспыхнула в мозгу, осветив всю картину до последнего фрагмента. Вот, значит, каким способом интеллигентнейший и любезнейший Павел Васильевич спасал родной институт. Те, кто, пользуясь высокоточной аппаратурой, изготовлял наркотическое зелье, вовсе не были случайными арендаторами. Все началось задолго до событий, так трагически изменивших судьбу Николая. И – теперь я в этом была абсолютно уверена – это творилось не только с ведома руководителя института, но и при его полном одобрении.

Теперь его слова о преданности науке виделись мне в совершенно ином свете. Ради науки он готов на все, что угодно. И не только на самопожертвование. Точнее, он готов пожертвовать не только личными средствами, но и теми, чья жизнь будет сломана из-за дьявольского зелья, произведенного в подвале лабораторного корпуса. И кто знает, каким еще способом зарабатывались деньги для института.