Соня Мармен - Сезон воронов

Голос его ослабел, превратился в шепот. Он перевел задумчивый взгляд на море.

– Разве может мать забыть своего первенца?

Он снова посмотрел на меня. Грусть, гнев, горечь… Чувства отражались у него на лице, сменяя друг друга.

– Разве может мать бросить своего первенца? Вы воспользовались мной и бросили меня, когда…

– Это ложь!

– Разве не это вы сделали?! – вскричал он.

– Я не пользовалась тобой, что бы тебе ни говорили!

– Какая разница? Правда в том, что вы меня бросили. Но, если задуматься… Могу ли я вас винить? Какая женщина захочет обременять себя незаконнорожденным ребенком, зачатым в роскоши? Но если бы вы просто сбежали…

Горечь придала этим последним его словам особый смысл, а гнев – всю тяжесть обвинений. Но на лице теперь читалась только грусть. Он выпил еще немного вина, вытер рот рукавом и… с яростным воплем швырнул бутылку о стену.

– Но нет! Этим вы не удовольствовались! – продолжал он едким тоном, вкладывая в него все презрение, на которое был способен. – Вы убили моего отца! Вы украли у меня мое имя, мое наследство, мою жизнь.

– Твой отец был чудовищем. Он… он…

– Он вас насиловал?

Он знал…

– Бекки… – объяснил он. – Но я не хотел ей верить.

– Она знала правду, Стивен. Я была не первой, с кем это случилось.

– Не называйте меня так! Я ненавижу это имя!

Слова вырвались против его воли. Словно кинжалы, они вонзились мне в сердце.

– Для меня – это единственное твое имя. Так звали моего деда по отцу – Стивен Данн. Это единственное наследство, которое я могла тебе дать.

Взгляд его ускользал, искал пристанища в одиночестве, которое мог дать ему океан.

– У меня есть братья и сестры? – спокойно поинтересовался он несколько минут спустя.

Вопрос застиг меня врасплох.

– Два брата и сестра.

– Как их зовут?

– Зачем?

– Я только что узнал, что у меня есть родные, и хочу знать их имена!

– Дункан Колл, Ранальд и Франсес. Твой брат Ранальд… Он погиб при Шерифмуре.

Он опустил глаза и задумался.

– Как поживает Бекки? – спросила я.

– Умерла три года назад.

– Она присутствовала при твоем рождении.

– Знаю, она рассказывала.

– А она рассказывала, какой меня вынудили подписать документ? Рассказывала, как Даннинг использовал меня? Как унижал меня и манипулировал мной?

Он помолчал немного, не шевелясь и следя взглядом за точкой в открытом море, потом кивнул.

– Значит, тебе известны обстоятельства, заставившие меня… отдать тебя в чужие руки?

– Да.

Скорее вздох, чем слово… Голова его поникла.

– Стивен, я поступила так ради твоего блага. Какое будущее тебе могла дать я, простая прислуга? Лорд Даннинг пообещал, что воспитает тебя как… Но ведь ты, в конце концов, и был его сыном! Если бы я отказалась, меня вместе с тобой вышвырнули бы на улицу. И мне все равно пришлось бы отдать тебя приемным родителям. Поверь, не с легким сердцем я приняла это решение. И я никак не могла знать, что произойдет дальше. Если бы я знала, то…

Он повернулся, и вид его меня обескуражил. Я опустила глаза и умолкла под этим взглядом, исполненным нескрываемого презрения и горьких упреков. Как дитя, пусть даже выросшее, может понять решение, которое было мне навязано и с которым я сама до сегодняшнего дня так и не смирилась? Да и хотел ли он меня понимать? Всю жизнь я надеялась, что когда-нибудь увижу своего сына. Я тайно ждала этого момента. Но сегодня… Сегодня я не знала, стоило ли.

– Я не прошу понять меня, Стивен. И тем более не прошу меня простить. Я хочу только, чтобы ты знал правду. Тернер терпеть меня не мог и заразил своей ненавистью тебя. Ты же видел в нем только хорошее…

– Джордж был единственным, кто давал мне хоть немного любви! – перебил он меня, сверкнув глазами. – Он выражал ее по-своему. Он не любил проявлять свои чувства, но всегда делал так, чтобы я ни в чем не нуждался и…

– И чтобы ты меня ненавидел? И это он научил тебя ненавидеть родину?

Он повернулся на каблуках и вперил в меня гневный взгляд.

– Я не предаю Англию! Наоборот, все, что я делаю, – это ради нее!

– Какая теперь разница, Стивен? Ты предал тех, кто тебе доверял: Патрика, графа Маришаля, всех остальных…

– Вам ли судить меня?

Он остановился напротив, бледный от ярости, глядя на меня злыми глазами. Я смотрела на него, силясь подавить свой гнев и свою фрустрацию. Какая мука – видеть, что твоим сыном манипулирует чей-то извращенный ум, что им безнаказанно воспользовались, чтобы утолить собственное желание мести! Но теперь уже слишком поздно. Душа его почернела от ненависти. Все равно я ничего уже не могла изменить. Мой сын был тем, что из него слепили. И все это – по моей вине.

– Мне так жалко…

Саркастический хохот полоснул меня по ушам. Если бы руки мои не были связаны, я бы их заткнула, чтобы этого не слышать.

– О чем же вы сожалеете, матушка? – Тон его был злым, насмешливым, и улыбка тоже. – О том, что я родился? О том, что убили моего отца?

– Я защищала себя, – слабо возразила я.

– А что с убийством Джорджа?

Я невольно вздрогнула, и от удивления у меня на какое-то время пропал дар речи.

– Тернера? Но это была не я, – пробормотала я едва слышно.

– Но вы были там тем вечером! Я знал это раньше, чем вы признались! Я, видите ли, провел собственное маленькое расследование. Милейшая Клементина не умеет врать, если приставить ей нож к горлу! О, вы придумали целую интригу, чтобы вытащить Патрика из крепости! И не ожидали, что Джордж будет на том ужине. Но он вас узнал, заподозрил неладное и решил предупредить коменданта. Однако он пришел слишком поздно… или, правильнее будет сказать, слишком рано. Вы как раз собирались уходить. Приди он на пять минут позже, до сих пор был бы жив!

– Клементина… Ты же не…

– Нет, не беспокойтесь, я ее не убил. Только напугал немного.

Ему было известно всё! И с самого начала он разыгрывал передо мной комедию. Ужасную комедию! На мгновение мне захотелось, чтобы это был не мой сын. Как могла я дать жизнь такому порочному существу? Но потом я сказала себе, что, если бы я его оставила, если бы любила его, если бы Тернер не извратил его душу, если бы… если бы… если бы… У меня была возможность выбрать для Стивена будущее. И как же грустно было сознавать, что решение, которое я когда-то приняла, оказалось неправильным!

Мой сын страдал, и я ничем не могла ему помочь. Я решила, что лучше оставить попытки его переубедить, они бесполезны. У меня не осталось на это ни сил, ни желания.

– Что ты со мной сделаешь?

– С вами?

– Да, со мной. Что ты со мной сделаешь? Ты же подвергнешься риску, возвращаясь сюда после…

Он вдруг напрягся, потом расправил плечи и прислушался. Моя участь – это было последнее, что его в настоящий момент заботило. Он посмотрел в сторону берега и отступил в спасительную тень. Со стороны пляжа донеслись какие-то звуки.