Екатерина Сереброва - Нотариус

– О нет, Семен Викторович. Дело просто в том, что я не работаю на аморальные темные личности, – припечатал Саша так, чтобы уж у бизнесмена не возникло больше новых аргументов разубеждать или угрожать.

– Дело ваше, – махнул он рукой, поразительно быстро смирившись. – Благодарю за приют, и все такое.

Александр указал ему на дверь. Коновалов с ехидной усмешкой гордо прошествовал на выход. Само Высочество соизволило удалиться. Саша готов был сплюнуть ему под ноги, или даже в лицо, но из последних сил решился сохранить остатки собственной чести. Что ему, безнравственному, насквозь заледеневшему, Сашина ненависть? Неясно, правда, зачем было тратить на Остапенко столько усилий. Но Александр тут же списал все на садистское удовлетворение Коновалова: кукловоду, в конце концов, много ли надо? Найдет себе новую жертву, не обломится.

Погрузившись с вещами в машину, Саша внимательно наблюдал, как от его дачи отъезжает бронированный тот-самый-джип. Где-то внутри нее давился собственным ядом Коновалов, чьё родное чадо с ним, к счастью, и рядом никогда не встанет (совесть у малого, надо думать, есть!). Наверняка посмеивался Николай, о котором Александр-то точно был лучшего мнения. Мрачно радовался он только присутствию в этой компашке Антона Сергеевича – он нудил и доставал своим правильным питанием вполне искренне. Только когда вражеская машина скрылась за дальним поворотом, покидая дачный поселок, Александр и сам включил зажигание.

– Па, ты все проверил? Плиту, воду выключил? – спросила Соня с заднего сиденья.

Саша медленно кивнул: о да, за такими «гостями» он перепроверял все по-новой, пока те не вышли за ограду.

– Жаль, Тёмка, тебе Илью больше не подаставать, – усмехнулась дочка.

– Очень ценное упущение, – насмешливо фыркнул Артем. – Ты-то, надеюсь, перестала о принце грезить?

Саша поперхнулся: чего? Он проследил за Соней через зеркало: девочка покраснела.

– Он и не коронованный, ну его, – заявила Софа.

У Александра отлегло от сердца: естественно, не могла его красавица-умница всерьез увлечься сыном такого подлеца. Тёмка, как обычно, шутил, а дочка баловалась – как бы она не строила из себя взрослую, Сашу радовало, что частица детства в ней по-прежнему оставалась. Рано взрослеть – это плохо. Девочка его ни в чем не нуждалась, а потому не стоило ей торопиться вырываться из уютного мирка.

Остапенко облегченно выдохнул, направляя авто на трассу в сторону деревни, где их заждалась Нина. Все, наконец, возвращалось на круги своя. Все-таки иногда приключения выдавались такими дикими и бурными, что лучше уж обойтись без них.

Коновалов, брезгливо провожая взглядом покосившиеся домики окраины садоводства, приятно и с наслаждением вытянул ноги: ну наконец-то, удобный салон и то намного пригоднее для жилья, чем та мерзкая прихожая. Плечо все еще побаливало, но давало знать о себе все меньше, что не могло его не радовать. Хоть один плюс из всей этой истории. Еще не хватало из-за какого-то придурка, не умеющего стрелять, становиться инвалидом. Семен Викторович покосился в зеркало бокового виде на сидевшего позади Илью, который с головой погрузился в свой ноутбук: наследничку только дай повод – заграбастает все состояние заботливого отца, как это пыталась провернуть его мамаша, и глазом не моргнет. Все-таки Сонечка правильно подсказала: надо отправить отпрыска в Англию, да на дипломата. Пусть наберется уму-разуму, да, глядишь, станет больше уважать отца. Варвара совсем разбаловала наглеца…

Приободрившись, Семен Викторович набрал номер Важного человека и коротко доложил ситуацию:

«Я отпустил его, но у меня новый, куда лучший план».

«А как же твой мальчишка?» – спросил мужчина. В воздухе так и висело обвиняющее «чем же он плох?».

«Дался он мне, – показательно фыркнул Коновалов, ничем не выдавая ущемленного самолюбия: битву с Остапенко он проиграл, да не до конца. – Саша и сам не знает, какие шикарные карты мне предоставил».

«Что же с ним? Раздавишь его? Нам нужен свой юрист, Сёма».

«Возьмем на время другого. Есть один продажный на примете – много просит, но ничего, толковый, – небрежно бросил Коновалов. – Зато мы вырастим своего. Ручного. Остапенко даже не подозревает, насколько крепко привязал себя ко мне и моей семье – это и будет ему худшим наказанием, пыткой. Не волнуйтесь, шеф, я не подведу. Только цели у нас с вами… чуть откладываются».

«Надеюсь, ожидание себя оправдает. Я хоть и ждал долго, но не намерен понапрасну тратить драгоценное время. Сам понимаешь», – голос говорившего осип. Перспективы шеф явно не оценил – куда ему до высоких целей Коновалова? Но заверить его, конечно, стоило.

«Будьте уверены, Денис Сергеевич! – отрапортовал Семен Викторович почти по-военному. – Вам выслать еще лекарства?» – уже другим тоном заботливо спросил он.

«Да, пожалуй, – задумчиво отозвался шеф: он никогда не признавал чужое участие, но Коновалов всякий раз добивался от него согласия, зная, когда и как это предложить. – Пусть Николай подъедет, но в конце недели. Давай, Сёма, ты у меня один остался».

«С чего и начинали, шеф», – позволил себе смешок Семен.

«К тому и пришли. Смотри, на этот раз подстраховки не будет. Мы с тобой не так юны, чтобы рисковать, а люди – не настолько глупы, чтобы не вспомнить».

«Все будет в лучшем виде».

На сим можно было считать разговор оконченным.

Коновалов удовлетворенно выглянул в окно: новенький асфальт смягчал все неровности, которыми так грешило подобие дороги до дачи Остапенко (у него так и чесались руки заказать туда асфальт – невозможно же!), а вид приятно радовал. Противное садоводство осталось позади, как и прилипчивые Остапенко, и вынужденное заточение в их гадюшнике.

Скоро, совсем скоро у него начнутся долгожданные перемены, а горизонты вновь распахнутся до бесконечности. Еще несколько марионеток пополнят коллекцию. Глупец, наивный глупец Остапенко, так и не познавший сути всех измышлений Коновалова: зачем Семену Викторовичу мировое господство и вся та чушь, что померещилась Александру? Как был мальчишка слеп, так и остался. Даже жаль, что из него не вышел достойный соперник, хотя в некоторых моментах блестящей Игры Коновалову и казалось, что мальчик вырос.

Но последний разговор все расставил по своим местам: кукловод здесь все еще он, а не жалкий нотариус, посмевший однажды влезть не в свое дело.