Фредди Ромм - Капкан для провинциалки

Длинной чередой проходят те, кого лишил жизни ты, Сёма. И не имеет значения, что от участкового Колотнева ты защищался, а за жизнь, отнятую у журналиста Миронова, тебе уплатили. Теперь они в одном списке – те, чья кровь на тебе. Смертная казнь тебе не угрожает, и долгие годы оставшейся жизни ты проведёшь с клеймом убийцы десятков людей. Справедливое клеймо, ничего иного ты не заслужил. Терпи, такова расплата, вернее, лишь небольшая часть её.

– Ваша честь, прошу вас обратить внимание, что мой подзащитный, обвиняемый Калугин, не только сотрудничал со следствием, но ещё раньше пытался бросить преступный промысел…

Пытался, да не очень-то получилось. Можно сказать, что виноват Спец, похитивший Лизу. Но на самом-то деле…

– Ваша честь, уважаемые присяжные, прошу учесть, что, как следует из материалов дела, мой подзащитный совершил ряд убийств под давлением со стороны обвиняемого Новикова…

Много-много слов, за которыми стоит одно: ты, Сёма, убийца. Что бы ни решил суд, клеймо останется, и с ним придётся жить. Согласится ли терпеть его Лиза? Даже нет сил просить её об этом. Что она решит, пусть то и будет.

– Обвиняемый Калугин Семён Игоревич! Вам предоставляется последнее слово!

Говорить, в сущности, не о чем, но придётся. Сейчас нужно ответить за всё, что совершил.

– Уважаемый суд и господа присяжные. Меня обвиняют в убийствах. Мой адвокат произнёс очень правильную речь, убеждая вас, что я невиновен или почти невиновен. Однако это не так. Я убийца, знаю и признаю это. Какой бы приговор ни был мне вынесен, я заслуживаю максимальное наказание. Однако перед тем, как вы удалитесь для вынесения мне приговора, я хочу попросить прощения у всех, кого я лишил самых близких людей. Хотя и знаю, что прощения не заслуживаю.

Вот и всё, хватит речей. Присяжные удаляются на совещание, но это уже не имеет значения. Я – убийца и не имею никаких прав.

– Обвиняемый Калугин Семён Игоревич признан виновным…

Да, конечно, виновен, и хватит об этом.

– Обвиняемый приговаривается…

Это уже не имеет значения. Прости, Лиза. Простите все, кому я причинил боль утраты.

– Однако, учитывая смягчающие обстоятельства, а именно: вынужденность его действий, раскаяние и активное сотрудничество со следственными органами, наказание обвиняемому Калугину Семёну Игоревичу назначить условно.

Что она говорит? Условно? Меня не отправят в тюрьму? Мне дают шанс на новую жизнь? Они верят моему раскаянию?

– Сёма, Сёмушка! Я так рада, любимый!

– Сёма, как хорошо, что наказание всего лишь условное, мой мальчик!

Наказание условное? Да… Но это не имеет значения. Потому что мой собственный приговор отнюдь не условен. Я – убийца. Простите – все… Хотя прощать меня нельзя…

Это, наверное, была фантастическая наглость с моей стороны: вдохновлённая успехом – полученным академическим отпуском – я вдруг преисполнилась решимости и начала ходить на зачёты и экзамены. Точнее, это были переэкзаменовки, так как основная сессия уже окончилась.

То ли я действительно хорошо всё знала, то ли права поговорка «Смелость города берёт», но не прошло и недели, как все экзамены оказались сданы и у меня не осталось ни единого хвоста! Я сама не поверила, когда вчера, на последней переэкзаменовке, профессор, улыбаясь, вывел в моей зачётке «отлично». Вот это да! Победа! Я могу воспользоваться честно заслуженным отпуском!

Первым делом – разумеется, поехать к маме. Не была у неё целую вечность! После моего возвращения из Индии говорили по телефону, но у меня даже не хватило духу рассказать про свою беременность. Ведь тогда придётся признаться, что отец моего мальчика – вовсе не нефтяной шейх…

Итак, через час еду к маме. И не одна, а с Надей. Во-первых, она поддержит меня, когда надо будет сделать самое главное признание, во-вторых, всю дорогу мы будем весело болтать. Как хорошо болтать с подругой, когда не надо ни о чём думать! Положа руку на сердце, есть и в-третьих: надо же кому-то вести машину, пока я только учусь этой науке. А с меня – экскурсия по Смоленску. Теперь остаётся дождаться Нади – и в путь!

Звонок в дверь. Это она? Сначала проверить, посмотреть в глазок. Да, это Надя. Открыть дверь.

– Привет, Наденька! Выпьем чаю на дорожку?

– Анечка, спасибо, я завтракала. Давай лучше выедем пораньше, хочется поскорее посмотреть твой любимый город!

От таких слов мне остаётся только растаять. Шут с ним, с чаем, в другой раз успеем. В путь!

Вот мы и в машине. Улыбающаяся Надя включает зажигание и нажимает на педаль газа.

– Анечка, я забыла тебя поздравить с успешной сдачей сессии!

– Спасибо, Наденька!

А ведь на следующей неделе Надя возвращается во Францию – у неё начинается новый семестр. Это только я смогу дурака валять, наслаждаясь миллионом, полученным за квартиру, в которой побывала всего один раз, в течение нескольких часов, и вышла в наручниках, под конвоем. Сейчас даже смешно вспоминать, что тогда произошло. А ведь было это меньше двух месяцев назад! Как стремительно пролетело время! Сколько событий произошло – удивительных, страшных, замечательных! Самое прекрасное событие – то, что мой малыш едет сейчас со мною к бабушке.

Как быстро ведёт машину Надя! За окном стремительно мелькают деревья, дома, прохожие. Вот уж Москва осталась позади. Когда мы будем в Смоленске – часа через четыре? Пять?

– Надя, а почему ты ехала из Парижа поездом, а не на автомобиле?

Моя добрая подруга лукаво улыбается:

– Ой, стыдно рассказывать! Боялась застрять в пути, не выполнить распоряжение Андрея.

– Почему? Сейчас ведь не боишься.

– И сейчас боюсь, но надо заработать на экскурсию!

От этих её слов меня разбирает смех, и мы обе принимаемся хохотать. Надя быстро спохватывается и снова внимательно следит за дорогой.

– Надя, а правда, что твоя сестра манекенщица?

– Да, Анечка, правда.

– А ты не захотела?

– Нет, – улыбается она. – Манекенщицей быть очень трудно. Одна диета чего стоит. А работают они по двенадцать часов в день, такое не для меня, лентяйки.

– Надя, а можно мне спросить? Почему вы не знали одна про другую?

Надя перестаёт улыбаться, и мне становится совестно. Ну зачем я полезла в чужие тайны?

– Анечка… наш папа развёлся с мамой, когда она была на седьмом месяце. Он хотел взять к себе одну из нас, а мама не соглашалась отдавать. Он подкупил персонал, ему отдали меня, а маме сказали, что выжила только одна девочка.

Провалиться мне на месте, ну зачем я заставила Надю рассказывать обо всём этом? Кто меня тянул за язык? Поболтать захотелось…

Надя смотрит на меня и улыбается. Она не сердится?

– Анечка, чего ты загрустила? Всё хорошо, скоро приедем.

– Да? Уже?