Клэр Бреттонс - С вечера до полудня

— Ты забываешь про…

— Ничего я не забываю, — поспешила она прервать его, пока он не успел упомянуть об угрозе, написанной кровью на двери. Почему-то думать об этом ей было гораздо легче, чем говорить вслух или слышать от кого-то. Может, будучи произнесенной, угроза становится как бы реальной, слишком настоящей, слишком страшной?

— Я не хочу оставлять тебя одну. Пока мы не выясним…

От его неподдельной тревоги у нее сжалось сердце.

— Знаешь что? Подбрось меня к кафе рядом с офисом Берроуза.

— Зачем? — Прислонившись к буфету, Гордон с каменным выражением лица скрестил руки на груди. Он явно собирался вытрясти из нее ответ.

— Помнится, Хильда говорила, что там работает подруга Джорджии Лей. Вдруг она знает Берроуза? Он ведь вполне может забегать туда на ланч.

— Кто такая Джорджия Лей?

— Она живет на другой стороне улицы, напротив дома Лоренса.

— А почему я о ней ничего не знаю?

— Между прочим, Хильда нам про нее рассказывала. — Габриела обличительно направила палец ему в грудь. — Но ты был слишком занят — набивал рот рулетом.

Гордон поднял руки.

— Виноват, признаю.

— Да уж, виноват. А теперь набери номер ее телефона.

Он и мускулом не шевельнул.

— Чей?

— Хильды.

— Какое отношение соседка Лоренса имеет к…

— Можешь смеяться, — заявила Габриела, — но у меня… такое предчувствие.

— Ладно.

Она ожидала, что он выразит недовольство или по меньшей мере сердито буркнет что-нибудь.

— У меня тоже бывают предчувствия. — Пожав плечами, он протянул ей телефон.

Хильда сняла трубку довольно быстро. Габриела поздоровалась.

— Я уже гадала, как ты там, детка. Надеюсь, ты не заболела воспалением легких?

— Нет, все отлично. — Габриела зажала подбородком трубку, которую Гордон держал у ее уха. — Хильда, а как зовут сестру Лоренса?

— Кристина. Я же говорила, когда вы с Гордоном…

— А как ее фамилия, вы не знаете?

— Ах ты Господи! Я слышала ее, детка, но у меня дырявая память, я теперь все стала забывать. Могу спросить у Джорджии Лей. Она-то вспомнит. Память у нее, как капкан: что туда попало, уже не выскочит.

Габриела напряглась.

— А случайно не Кристина Берроуз?

— Да, да. Так и есть. Точно.

— Замечательно. — Улыбнувшись, Габриела кивнула Гордону. — А Кристина когда-нибудь привозила с собой к Лоренсу маленькую девочку?

— Да нет. У нее же нет детей. Мне казалось, я вам рассказывала.

— Конечно, Хильда. Я просто уточнила на всякий случай. — Габриела нахмурилась. — Мне бы надо с кем-нибудь поговорить о ней, и я вспомнила, что вы упоминали подругу Джорджии Лей, которая работает в ресторанчике.

Хильда называла кафе ресторанчиком.

— Зита Хармон.

— Зита Хармон, — повторила Габриела. Сердце ее забилось быстрей. — Да-да, точно. Не могли бы вы оказать мне огромное одолжение?

— Смотря какое. Никогда ничего не обещаю, пока не узнаю точно, что именно от меня просят.

— Всего лишь телефонный звонок. Не могли бы вы позвонить Зите Хармон и попросить ее со мной побеседовать?

— Следовало бы поинтересоваться, зачем тебе это. Но если твой Гордон такой же, как его отец, то, думаю, лучше мне не знать.

Габриела закусила губу, чтобы не рассмеяться.

— Вы, вероятно, правы, Хильда.

— Ладно, позвоню. А ты поезжай прямо в ресторан. В это время она всегда там. И кстати, обрати внимание на ее яблочный пирог — просто объедение.

— Непременно. Спасибо, Хильда. Вы просто прелесть.

— Вы уже нашли девочку?

— Нет еще. — Улыбка сползла с лица Габриелы. У них оставалось так мало времени. На Рождество Лейси должна быть дома. Иначе это будет днем скорби, а не веселья. — Но надеемся скоро найти.

— Спроси, какой ее любимый цвет, — громко прошептал Гордон.

— Хорошо. Звоните, если я смогу еще чем-то помочь.

— Спасибо, — поблагодарила Габриела. — И еще, Хильда, Гордон спрашивает, какой ваш любимый цвет.

— Ах, и он тут? Я бы хотела с ним кое о чем потолковать. Подумать только — тискать тебя в автомобиле! Миссис Бейкер чуть шею себе не свернула, высматривая вас, а мистер Бейкер поругался с ней, потому что ему пришлось самому возиться на кухне. Так ты передай Гордону Сазерленду, что тискать леди в машине неблагопристойно, слышишь? — Не переводя духа, добросердечная пожилая леди понеслась дальше: — А еще передай, что я предпочитаю розовый. Не этот лиловатый, его я терпеть не могу, а чистый ярко-розовый.

— Ясно. Ярко-розовый. — Габриела покраснела. — Я скажу Гордону про… гм… что нельзя тискать. До свидания, Хильда.

Ухмыляясь во весь рот, Гордон положил трубку на место.

— Тискать?

— Это неблагопристойно. — Габриела изобразила Хильду. — Мистер Бейкер, он же мистер Грязные Сапоги, поругался с миссис Бейкер, она же миссис Грязные Сапоги, из-за того, что она чуть не свернула себе шею, наблюдая за нами, а ему в результате пришлось возиться на кухне.

Гордон расхохотался.

— Но ты сказала ей, что это не в счет?

— Что не в счет?

— Наши объятия и поцелуи.

— Что?

Временами этот тип бывал глуп как пробка.

— Нам же они не понравились.

Он пожал плечами.

— Заткнись, Гор.

Все еще хихикая, он набрал номеруй, услышав голос Коулта, заговорщически подмигнул ей.

— Коулт, окажите мне любезность. Сделайте так, чтобы Хильда Андерсон получила столько ярко-розовых ирисов, сколько ее душа пожелает, а газон вместит. — Он прикрыл трубку. — Мне нужен адрес Хильды.

Габриела, не в силах сдержать улыбку, продиктовала ему адрес. Он повторил его Коулту, поблагодарил и распрощался.

Габриела поднялась.

— Для того, кто так отвратительно целуется, ты слишком уж мягкосердечен, Сазерленд.

— Кто, я?

От его теплого взгляда у нее перехватило дыхание.

— Ты.

Он начал прибираться на кухне.

— Поехали со мной в офис, а потом вместе заглянем в кафе.

— Не могу.

Но до чего же ей этого хотелось!

Сполоснув тарелки, он выключил воду.

— Почему?

Габриела уже не улыбалась.

— У нас очень мало времени.

Кафе оказалось на удивление уютным, стилизованным под старину. На деревянных столах — керамические вазочки с белыми фиалками, пальмы в кадках были расставлены таким образом, что создавали у посетителей иллюзию уединения. И завершающий штрих — старинный патефон, должно быть, один из первых во всем Хьюстоне.

Габриела плавно опустилась на маленький стул. Если ее предчувствия оправдаются, то, уходя отсюда, она будет знать о Люке Берроузе несравненно больше, чем написано в этом горе-досье. Ей казалось, что пресловутое досье не только умалчивает о жене Берроуза, но и немало приукрашивает его брокерские успехи за последние пять лет. Ее, правда, мучило, что придется прибегнуть к таким методам получения информации. Но что оставалось? Лейси становилась все слабей и слабей не по дням, а по часам, все больше спала — точь-в-точь как Тельма за день до смерти. Времени было в обрез.