Нора Робертс - Память о смерти

– Ладно. Почему бы и нет?

Двери лифта со скрипом разъехались на четвертом этаже. Коридор был узкий, но чистый. Тележка уборщицы стояла возле открытой двери номера четыре-двенадцать, а в дверь номера четыре-пятнадцать деликатно стучала женщина – блондинка с хорошей фигурой, в возрасте где-то между двадцатью и тридцатью.

– Откройте, мама Тру. – Голос у нее был мягкий и тягучий как вата. Она снова постучала, нервно переминаясь с ноги на ногу. На ней были голубые джинсы и сабо того же цвета. – Мы уже беспокоимся. Ну, давайте, откройте дверь. Бобби отведет нас на ланч. – Она оглянулась и застенчиво улыбнулась Еве и Рорку. У нее были младенчески голубые глаза под стать костюму. – Доброе утро. Или уже пора говорить «добрый день»?

– Она не отвечает?

Женщина заморгала, глядя на Еву.

– М-м-м… Нет. Это моя свекровь. Она вчера не очень хорошо себя чувствовала. Прошу прощения, мой стук вам мешает?

– Я – лейтенант Ева Даллас. Вероятно, она упоминала обо мне.

– Вы Ева! – Молодая женщина крест-накрест прижала руки к груди. Ее лицо радостно вспыхнуло. – Вы Ева! О, я так рада, что вы приехали. Ей сразу станет лучше, как только она узнает. Я так рада с вами познакомиться. Я Зана, Зана Ломбард, жена Бобби. О боже, а я в таком виде! – Она провела пальцами по волосам, падавшим на плечи мягкими волнами. – Да, вы выглядите в точности как по телевизору. Мама Тру записала ваше интервью и пару раз давала послушать мне. Простите, я в таком расстройстве, что сразу вас не узнала. Боже, да мы же с вами вроде как сестры, правда?

Она сделала движение – безошибочное движение – обнять Еву. Ева ловко уклонилась, отступив в сторону.

– Да нет, на самом деле мы вовсе не сестры. – На этот раз в дверь постучала Ева: три крепких отчетливых удара кулаком. – Ломбард, это Даллас. Откройте.

Зана закусила губу, стала нервно перебирать пальцами серебряную цепочку у себя на шее.

– Может, мне позвать Бобби? Мы с ним в другом номере, в конце коридора. Я позову Бобби.

– Не хотите подождать минутку? – предложил Рорк и, взяв ее под руку, бережно отвел в сторону. – Я – муж лейтенанта.

– О боже, боже, ну конечно! Я вас узнала! Я просто растерялась, не сразу сообразила. Я уже начинаю волноваться. Мне кажется, что-то случилось. Я знаю, мама Тру ездила повидаться с Евой – с лейтенантом, – но она нам ничего не сказала. Она была очень расстроена. А вчера… – Зана сцепила руки и начала ломать пальцы. – Не знаю, что случилось. Не люблю, когда люди расстраиваются.

– В таком случае вам лучше прогуляться где-нибудь подальше отсюда, – посоветовала Ева.

Она покачала головой в ответ на вопросительный взгляд Рорка, а потом сделала знак горничной, выглядывавшей из-за открытой двери номера четыре-двенадцать.

– Откройте, – приказала Ева и показала жетон.

– Я не могу открывать дверь без разрешения администратора.

– А вот это видела? – Ева помахала жетоном в воздухе. – Вот тебе разрешение. Или ты открываешь дверь, или я ее ломаю. Выбирай.

– Я, я… я сейчас открою. – Горничная торопливо подбежала, на ходу вытаскивая из кармана универсальный ключ. – Люди иногда любят в воскресенье поспать подольше, понимаете. Иногда они просто любят поспать.

Когда горничная открыла дверь, Ева отодвинула ее в сторону.

– Назад. – Она снова дважды постучала по двери. – Я вхожу.

Труди не спала. Невозможно спать в такой позе, растянувшись на полу, с ночной рубашкой, задранной до бедер и головой, лежащей в луже запекшейся крови.

«Как странно ничего не чувствовать, – подумала Ева, машинально извлекая видеокамеру из кармана пальто. – Как странно не чувствовать вообще ничего».

Она прикрепила миниатюрную камеру к лацкану пальто, включила ее.

– Лейтенант Ева Даллас, – начала она, но тут в дверь мимо нее протиснулась Зана.

– Что там? Что слу…

Слова захлебнулись, из горла вырвался визг, прежде чем Ева успела ее оттолкнуть. Секунда – и к ней присоединилась горничная. Это была какая-то истерическая симфония.

– Тихо. А ну заткнуться! Рорк!

– Слушаюсь. Дамы…

Он успел подхватить Зану, прежде чем она грохнулась на пол. А горничная помчалась как газель к лестнице. Тут и там по коридору начали открываться двери.

– Полиция. – Ева повернулась в дверях и подняла жетон, чтобы все его видели. – Прошу всех вернуться в свои комнаты. – Она почесала переносицу. – У меня нет полевого набора.

– У меня в машине есть один, – сказал ей Рорк и опустил Зану на ковер в коридоре. – Мне показалось разумным распихать по набору в разные машины, поскольку подобные вещи случаются чересчур часто.

– Тебе придется сходить за ним. Прости, мне очень жаль. Оставь ее, где лежит.

Ева вытащила коммуникатор, чтобы доложить о произошедшем.

– Что происходит? Что случилось?

– Сэр, прошу вас, вернитесь, пожалуйста, в свою комнату. Это…

Она бы его не узнала. Да и как она могла его узнать? Он был всего лишь пятнышком в ее жизни, промелькнувшим больше двадцати лет назад. Но она догадалась по тому, как он побледнел, увидев женщину без сознания на полу в коридоре, что это не кто иной, как Бобби Ломбард.

Ева прикрыла дверь номера четыре-пятнадцать, оставив лишь узенькую щелочку, и стала ждать.

– Зана! О господи, Зана!

– Это просто обморок и больше ничего. С ней все будет в порядке.

Он опустился на колени, взял руку Заны, стал поглаживать и похлопывать ее, как делают люди, когда чувствуют себя беспомощными.

Крепкий, отметила Ева, сложен, как игрок в американский футбол. Сильный и надежный. Волосы цвета соломы, аккуратная короткая стрижка. Все еще мокрые, и до нее донесся запах гостиничного мыла. Он не успел донизу застегнуть рубашку и не заправил концы внутрь.

И опять перед мысленным взором Евы вспыхнуло воспоминание. Он тайком приносил ей еду, вспомнила она. Она это забыла, как забыла и его самого. Но это было: он иногда тайком проносил в ее комнату бутерброд или печенье, когда ее в наказание оставляли без ужина.

Он был радостью и гордостью свой матери, ему многое сходило с рук.

Они не были друзьями. Нет, друзьями они не были, но он не был с ней жесток.

Поэтому она присела рядом с ним и положила руку ему на плечо.

– Бобби.

– Что? Кто…

У него было грубоватое квадратное лицо, а глаза – светло-голубые, как джинсы, выцветшие от многочисленных стирок. Ева увидела, как смятение в его глазах сменилось узнаванием.

– О мой бог, ты же Ева, да? Вот мама обрадуется! Зана, очнись, детка. Мы вчера слишком много выпили. Может быть, она… Зана, милая?

– Бобби…

Двери лифта открылись, из них выбежал администратор.

– Что происходит? Кто…

– Молчать! – рявкнула Ева. – Ни слова. Бобби, посмотри на меня. Там в комнате твоя мать. Она мертва.