Людмила Бояджиева - Жизнь в розовом свете

Проснулась, ощутила чужой запах на своей коже и прокрутила в памяти все заново — «от и до». — «Да это же великолепно! Он лет на пятнадцать моложе, горяч и неутомим, как дикий зверь! — сказала она себе. — Он не просто совершал физиологический акт — парень наслаждался тобой, твоим телом, кожей, губами, запахом. Каким искусным и утонченным оказался этот дикарь!»

Франсуаз с удивлением поняла, что никогда в жизни не совершала ничего подобного. Никогда не занималась сексом без преамбулы флирта. А это значит — без лишних мыслей. Возможно прекрасных, но, как оказалось, — лишних. Она так хотела нравиться Жану, так боялась потерять титул «единственной», и «самой прекрасной», что все время оставалась настороже: что-то скрыть, умело польстить, изящно сострить. Она старалась быть чуткой подругой, надежной спутницей жизни. И вот, на закате женской славы, оказывается, что лучшим мужчиной в её жизни стал этот случайный партнер.

— Да ведь ты даже не знаешь, как его зовут? — спросил некто охрипшим голосом.

— И не надо. Пусть это будет самое красивое имя, которое я способна придумать, — задиристо ответила Франсуаз.

— Он ничего не спросил о тебе?

— Зато сумел узнать самое тайное.

— Он — простой рабочий, плебей, плохо говорящий по-французски.

— У него забавный акцент, молодость и фигура голливудского героя, — не сдавалась Франсуаз. — К тому же — я не платила ему денег!

Последнюю фразу она произнесла вслух, осознавая свое превосходство над старыми, уродливыми, жадными, покупающими любовь.

Смеясь, она вошла в ванную комнату — никаких следов пробоины и мулата. Даже мраморный пол сияет чистотой. Лишь едва заметно на потолке влажное пятно, да поблескивает за окном в лучах вечернего солнца перекладина металлической лестницы.

Взять реванш — это удовольствие даже для такой незлобивой натуры, каковой всегда считала себя Франсуаз. — Увы, вопреки проповедям о смирении и подставлении второй щеки так устроено большинство из нас. — Эн виновато посмотрела на сестру. — Сознаюсь, мне было не очень противно, когда твой муж потерял от меня голову. Это хоть что-то объясняло в нашем с тобой странном соперничестве и метаниях Грега. Зеркальное отражение — закон существования близнецов. Потянувшись ко мне, Родриго лишь подтвердил его. Но, честное слово, дорогая, я не получила никакого удовольствия, узнав о твоей ревности и внезапном отъезде. Это уже было слишком серьезно. Мне не хотелось причинять тебе боль. — Эн сурово насупила брови: — Выходит, я все же не очень плохой человек.

Русский писатель Михаил Светлов — мужчина весьма насмешливый, сказал: порядочный человек тот, кто делает гадости, не получая от этого удовольствия. Ведь самим своим существованием, постоянным стремлением опережать других в жизненной гонке, мы раним соседей по марафону.

— Тут извечное противоречие. Лидерство, состязательность заложены в человеческой природе. Не буду же я извиняться перед другими, что лучше одета. И художник не мучается, переплюнув собратьев по цеху и не колотит себя в грудь: простите, господа, что я так чертовски талантлив! Самореализация находится без тщеславия. Тщеславие — полезное, но не самое симпатичное качество в людях. Как и мучительность. Лично я, центристка, ценю чувство меры, а в данном случае ратую за победу Франсуаз. Совершив нечто весьма для себя несвойственное, она почувствовала эйфорический подъем, будто перевернула страницу и начала все заново. Событие стоило отметить. Стоило одеть самое нарядное платье из Тайландского чемодана, просидеть пару часов у парикмахера и, взяв очаровательный опель-седан Шарлотты, отправиться загород.

Озеро Женваль — чудесное место в любое время года и суток. Но на закате весной — каждый, кто становится романтиком и влюбленным. Это так же естественно, как сглатывать слюнки возле жаровни с подрумяненным мясом и пускать слезу умиления при виде новорожденного. Если можно было бы вести такого рода статистику, готова побиться об заклад, что именно в это время здесь прочитывается наибольшее количество стихов, произносятся особенно пылкие любовные признания и возрастает частота поцелуев. В общем, декорации, располагающие к возвышенным чувствам и философским размышлениям о прелестях земного существования.

Оставив машину на ближней к шоссе стороне озера, прямо против которой садилось за кроны огромных ясеней раскаленное докрасна солнце, Франсуаз решила обойти озеро вокруг. Она наблюдала за сменой красок на воде, меняющей алую чешую на лимонно-серую, а затем — серебристую, с бархатистыми ночными подпалинами, ловила запахи из многочисленных ресторанчиков и садов очаровательных вилл, окружавших озеро, думала о том, как прекрасно быть молодой, свободной, желанной. О том, что впереди ещё много всего: приключений, неожиданных встреч, замираний сердца, вздохов и пылких взглядов. И много сил для того, чтобы начать все заново, никого не обвиняя и не грызя локти от обиды.

Она задержалась на дорожке под освещенными, открытыми на свежий воздух окнами ресторана в старинной гостинице — шале, с круглой башенкой и каменными стенами, сплошь завитыми плющом. Ей был виден потолок, покрытый лепниной, огромная люстра из кованого черного металла с торчащими свечами, а прямо под ней — голова официанта. Даже по наклону, по блеску черных, глянцево зачесанных волос было понятно, как внимательно углубился он в раскрытую атласную карту, обсуждая с сидящими за столом, невидимыми с дорожки клиентами нюансы заказа. Ровно шелестели струи фонтана, где-то на той стороне озера играл оркестр, светились красные фонарики на террасе китайского ресторана — все было мирно, чинно и невероятно обаятельно. Странно, как меняется мир от совершеннейшего пустяка.

Франсуаз тихо рассмеялась, вспомнив недавнее приключение и подумав о том, как удивился бы этот работяга, окажись рядом с шикарной парижанкой за столиком вот перед таким холеным и хорошо вышколенным официантом. Конечно, парень корчил бы из себя бывалого гурмана и таращил глаза на Франсуаз, обстоятельно обсуждавшую с официантом качество спаржи и вкусовые оттенки соусов с мудреными французскими названиями… Он, вероятно, приехал на заработки из Южной Америки. Полуиспанец, полуараб. Или все же немного негр? Как чудесно лоснилась его бронзовая кожа рядом с её атласной ягодицей…

Франсуаз снова перебрала впечатления свидания, с подробной отстраненностью знатока, посетившего театральную премьеру или вернисаж. Если уж мечтать о любовнике, то о таком. И что только возомнили о себе её помешанные на любовных интрижках соотечественники? Пфф! — Франсуаз фыркнула, подумав о Жане — он считал себя неотразимым мужчиной и выглядел как герой, переплывший Ла-манш в январскую стужу, если ухитрялся овладеть женой два раза подряд.