Алиса Клевер - Женщина на одно утро. Танцор

– Ого, да у вас тут fête [2] Праздник, вечеринка ( фр. ). ! – воскликнула Одри и склонила голову, явно обратив внимание как на мой потрепанный внешний вид, так и на недопитый стакан с виски – во втором часу пополудни. Ах, позор! Но я была только рада их искреннему недоуменному изумлению, оно означало незнание причин, заставивших меня прятаться от прямых солнечных лучей в глубоком кожаном кресле. Значит, Марко не рассказал о том, что случилось с нами, ни матери, ни Одри. Хорошо, очень хорошо. Чем меньше людей узнает, тем лучше.

– Ничего подобного, это не вечеринка, а лекарство для усталых путников. Андре и Даша проделали долгий путь, они ехали всю ночь, – сказал Марко, не добавляя никаких лишних подробностей.

– Но Андрюша! – воскликнула вдруг Габриэль, протянув тонкие пальцы в театральном жесте. – Это же опасно, разве можно проводить столько времени за рулем!

Было так неожиданно услышать прямо посреди нежного ручейка французской речи это чисто русское употребление имени Андрей – Андрюша. Габриэль произнесла его чисто, почти без акцента. Наверное, она называла его так с детства. Еще одна мелочь, только доказывающая, как мало я знаю о моем… м-м-м… женихе.

– Но я же здесь, верно? – улыбнулся Андре и подошел, чтобы поцеловать мать. Я сделала неимоверное усилие над собой, заставив свое тело подняться. Было категорически невозможно сидеть в присутствии стоящей на свои красивых, ухоженных ножках матери Андре. Стоять перед ней босой тоже было более чем странно, но что поделать: кроссовки остались у двери. К тому же даже будь они на мне, я все равно выбивалась бы на общем фоне. Для них кроссовки являются исключительно спортивной обувью.

– Да уж, это я вижу. Ты-то здесь, Андрюша, но вот, что странно! – воскликнула Габриэль. – Ты никак не представишь меня своей прелестной подруге. Это просто невежливо. Добрый день! – и Габриэль подошла ко мне, протянув свою тонкую, изящную руку. Аристократка, подумала я. Чертовы аристократы. Куда меня занесло? Андре сделал шаг в нашу сторону, а я пожала своей ледяной ладонью теплые пальцы его матери. Она посмотрела на меня удивленно, словно почувствовав через рукопожатие, насколько недобрый мой день.

– Даша, это моя мама Габриэль, – покорно пробубнил Андре, словно позабыв, что он уже однажды знакомил нас с ней в ее особняке. – Мама, это Даша. – Андре помедлил, но прибавлять к моему имени дополнительный «титул» невесты не стал. Я выдохнула с облегчением и улыбнулась, понимая, какое неизбежное количество вопросов породило бы одно это слово. Только этого мне сейчас не хватает.

– Та самая Даша? – Габриэль сняла солнцезащитные очки и посмотрела на меня такими знакомыми мне темными медовыми глазами. Лучики морщинок играли, добавляя взгляду пронзительности, Габриэль молчала, и я вдруг поняла – знает. Все она знает. Именно поэтому-то она сейчас и здесь. Может, и вправду забыла меня или не помнила ни минуты из того дня, когда мы – неожиданные и никому ненужные гости на вечеринке – бродили по ее дому. Но теперь она знала и меня, и то, кем я являюсь для ее сына. Знала – и провоцировала его на прямой ответ. Пришла сюда, чтобы посмотреть, что за глупая история, в которую влез ее красивый, непредсказуемый младший сын. Марко сказал ей? Наверное, он. Кто же еще? Никто больше не знал про наш маленький секрет. И Марко не должен был знать, это Андре не удержался, наболтал ему всяких глупостей, называя меня невестой. Разве скроет такое от любимой матери заботливый старший сын?

Я заметила, как Одри, постояв в нерешительности, сочла за лучшее исчезнуть и оставить нас с Габриэль наедине, только платье в проеме мелькнуло белым. Умно. Вот бы и мне можно было так же проскользнуть за одну из темно-коричневых дверей. Я все еще держала в свободной руке недопитый стакан, лишнее неопровержимое доказательство моей небезупречности. Я никогда, никогда не впишусь в эту семью. Мне вдруг стало интересно, каким был – и есть – отец Андре, тот русский мужчина, что решился обуздать эту полную исторического великолепия наследницу Лотарингского дома. Владимир Рубин, так, кажется, его зовут. Я смутно помнила то, что мне рассказывала моя помешанная на высшем свете мама. Да, точно, Владимир. Интересно, что в нем нашла такая женщина, как Габриэль. Впрочем, любопытство – грех, любопытство кошку сгубило. Я не заметила, как поднесла стакан к губам и отпила. Габриэль невозмутимо улыбалась.

– Налей, что ли, и мне, Марко. Что вы пьете?

– Виски с колой, – пробормотала я.

– Ого! – присвистнула Габриэль. – Ничего себе вы расшалились, детки. Я, пожалуй, выпью вина.

– Мама, вы с Одри собирались пообедать? Эти планы все еще в силе? Я бы присоединился к вам, – Марко бросился мне на помощь, хотя я его и не просила. Андре сверлил свою мать тем же медовым взглядом, полученным от нее в наследство.

– Конечно, мама, это та самая Даша. Моя невеста, мама, – бросил он, и я устало закрыла глаза, буквально на секунду, ожидая неизбежной ядерной реакции и взрыва, разрушительного и беспощадного. Но его не последовало.

– Я так и подумала. Что ж, отлично! Может быть, вы тоже присоединитесь к нам с Одри? Мы забронировали столик в Эпикуре, правда, на двоих, но, думаю, это ничего. В обед там не так уж много людей.

– Мы не голодны, – пробормотал Андре.

– Что ты говоришь, Андре! Разве в этом дело? – Габриэль хлопнула в ладоши, поправила приколотый к груди ярко-красный искусственный цветок, который так подходил к ее темным волосам, и обратилась ко мне. – Дорогая, я вовсе не хотела поставить вас в неловкое положение, но мой сынок вас так старательно прятал от всех нас, что я не могла удержаться и не спросить. Вы же понимаете меня…

– Конечно! – уныло кивнула я, старательно удерживая на губах картонную улыбку с новогодней маски лисички. – Я вас отлично понимаю. Все это, должно быть, так странно.

– Странно? – удивленно распахнула медовые глаза Габриэль. – Нет-нет, вы неправильно меня поняли. Мне это кажется замечательным! Андре еще никогда и ни к кому не относился с таким трепетом. Такое чувство, что, когда речь заходит о вас, он пытается разминировать бомбу – настолько он осторожен, – и она рассмеялась. Ее смех звучал звонкими колокольчиками, выросшими на безбрежных альпийских лугах, и мне немедленно захотелось ей понравиться – любой ценой.

– Андре очень внимателен и заботлив, – ответила я, начиная краснеть.

– О, только не в отношении своей матери. Не понимаю, Андрюша, разве я хоть раз давала тебе повод сомневаться в моей лояльности? – Габриэль повернула голову вполоборота и вдруг хитро подмигнула мне. – Ладно, я не стану тащить вас обедать, но ужин-то, ужин вы можете мне пообещать?

– Мама! – нахмурился Андре.