Юлия Коростелёва - Обречённые не умирают (СИ)

Он говорил беспристрастно, показывая, что давно смирился со своей неотложной смертью.

- Не плачь, ты меня расстраиваешь, - Макс вытер слёзы с моих щёк, я жалобно смотрела на него.

- Система не сломлена. Мы были одни против всего мира. Мне чертовски нравилось это! - я нашла в себе силы собраться, поэтому смогла выразить свои мысли в этих бессмысленных словах.

- Не переживай. Я отпишу тебе всё, что у меня есть, ты будешь жить: закончишь школу, найдёшь парня, влюбишься, выйдешь замуж... - Макс прервался, не назвав в своём никчёмном списке банальное рождение детей, наверняка вспомнив, что я абсолютно бесплодна.

- Макс, откуда у тебя такое заболевание? - спросила я, раз уж сегодня "день откровений".

- Наследственное, дедушка умер от болезни Крейтцфельдта-Якоба, вероятности передачи по крови равна 50%. Он прожил ровно 1,5 года, - спокойно констатировал Макс, пока моя душа прибывала в безумии, недоумении, гневе, печали и любимом "я не хочу жить".

- Зачем жить в мире, где не будет тебя? Я отказываюсь, я не самоубийца, - закрыв глаза, ответила я.

Самое неприятное состояние - это когда близкий умирает у тебя на глазах, но ты ничем не можешь помочь. Порой никчёмность человека, как индивида, доводит меня до истерики. Мы не сможем это изменить. Мы ничего не сможем.

- Я люблю тебя, - сообщила я снова, целуя в щёку.

- Этого я больше всего и боялся, - ответил брюнет, криво улыбнувшись.

- Почему ты врал мне? Ты не говорил о болезни, - прошептала я.

- Ты оказалась глубже, чем я думал. У меня нет шаблонного ответа на этот вопрос, - засмеялся парень, гладя рукой по моим ногам.

- Я бы убила тебя, но нельзя убить то, что само умирает, - моя философия не удалась, но была весьма в тему.

Я понимала, что эмоционально размазана по стене, расстреляна из нескольких автоматов, перерезана ножами во многих местах, разорвана на тысячи частей. Но устраивать истерику перед Максом сейчас было отчаянным и неправильным поступком, он не хотел бы моих страданий. По-моему, я взрослею, не так ли?

- Кстати, покажи свои руки, - скомандовал Макс.

- Тоже не заживает? - спросил брюнет, поднимая одну бровь.

- Да, я глубоко резала, - ответила я.

- Я обещаю, что когда твои раны полностью заживут, ты станешь счастливой. Я чувствую это, - Макс поцеловал моё левое запястье, я старалась не думать о болезни парня, гладя его по голове.

Чёрные волосы Макса были настолько мягкими, что мне хотелось ощущать их в своих руках каждую секунду.

- Новое творение хочешь послушать? - я воодушевлённо вскочила с кровати, желая прочитать только что придуманное стихотворение стоя.

- Конечно, я весь в предвкушении, - Макс облизнул верхнюю губу, пронзая меня насквозь своими ослепительными голубыми глазами.

Даже в свои последние дни, в этой чёртовой больничной койке он умеет выглядеть жизнерадостным и позитивным. Именно выглядеть, ведь в душе то всё иначе, все понимают это.

- Я и ты... Это разные части планеты,

Несёмся вперёд мы словно кометы.

Пленные временем нимфы секретов

Давали на каждый вопрос по ответу.

О неизбежности смерти твоей,

О сокровенной болезни моей,

О страхе, о жизни, о горькой судьбе,

О том, что не увидеть мне и тебе.

И есть в словах намёки на чувства,

И в наших душах совсем не пусто.

Друг друга мы давно защищали.

За нас, за вечность мы всё отдавали.

Но греет сейчас минутное счастье.

И зарастают раны на тонком запястье.

Мы дышим, живём, умираем и тлеем.

Я и ты, ведь мы друг другом болеем, - я рассказывала с бешеной энергетикой, местами жестикулируя.

Фонтан эмоций захлёстывал меня с ног до головы, я стояла, как вкопанная, на чистом кафельном полу и просто говорила. Говорила то, что думала, ведь спланированы заранее были только первые две строчки, остальное - это моя импровизация.

- Джули, жаль никто не сможет оценить твой талант, кроме меня. Обещай, что ты выпустишь сборник стихов когда-нибудь, у тебя отлично получается, - восхитился Макс, громко аплодируя.

- Обещаю, - сказала я.

- Ребят, что у вас тут за шум? - проорал Ларри, зайдя вместе с медсестрой к нам в палату.

- Ничего, всё нормально, - ответила я.

- Думаю выписать завтра, согласны? - сказал доктор, поправляя очки с толстой чёрной оправой.

- Да, с радостью! - Макс улыбнулся.

Конечно же не хочется проводить время, цену которого мы уже познали, в больнице взаперти.

- Я бы хотел пригласить на диалог Джулию, можешь выйти? - врач обратился к Максу, указывая пальцем на дверь.

Парень послушно встал и покинул помещение.

- Я знаю, что это тяжело, но мой долг сообщить тебе о состоянии Макса, - начал Ларри, вытирая платком пот с лица.

В момент его душещипательного молчания мир внутри меня переворачивался вверх ногами, но он продолжал томить своим безмолвием.

- Он проживёт ещё дня два от силы, обследование показало, что мозг практически полностью умер. Тем более у него участились рецидивы, что максимально подтверждает мои слова. Мы не можем ничего сделать, я лично приношу извинения за Макса, - Ларри говорил искренне, он будто подготовил речь и старался её придерживаться, но этот шаблон вылетел у него из головы, и в итоге он сказал то, что думал.

В моих глазах непроизвольно появились слёзы, я не жалела себя, как обычно, а сочувствовала Максу, ему сейчас труднее всех. Он ведь снова обвиняет себя во всех бедах, в том, что я теперь страдаю. Но мне всё воздалось за грехи, а брюнету - ни за что. Я бы забрала его боль себе, но в любом случае, даже при большой степени желанности, такое невозможно. Снова чёртова человечья никчёмность!

- Поэтому я выпишу вас с парнем, береги его, - закончил доктор, в ответ на моё молчание.

- Спасибо за честность, Ларри, - прошептала я, смахивая холодные слёзы с пылающих щёк.

- Можно напутственную фразу? - спросил врач, я кивнула в ответ.

- Не сломайтесь, проведите круто его последние дни, часы, минуты... Прости, что сразу не разглядел за этим странным видом твои чувства к нему, вы действительно феноменальная пара. А всё феноменальное очень ценится, но жёстко наказывается за своё отличие от серой массы. Я буду молиться о вас двоих, Джулия, - глаза Ларри предательски намокли, он сам не выдерживал такого огромного давления, которое обрушилось на всех нас троих сегодня.

Я улыбнулась сквозь горькие слёзы, закрывая глаза руками. Мы с Ларри молчали ещё несколько минут, понимая друг друга и без лишних слов. Я не любила, да и сейчас не люблю, когда меня жалеют, но со стороны врача этого чувства не прослеживалось. Он сопереживал, но никак не жалел, что я глубоко оценила. Это удивительное качество, особенно во времена нашего загнивающего меркантильно-завистливого общества.

- Ты приходи сюда, - нарушив тишину, тихо сказал доктор.