Елена Квашнина - Привет, любимая (СИ)

- Продули... Три - ноль, - отозвался Мишка.

- Что?

- Ну, ты спросила, как наши тогда с Березовкой сыграли? Я тебе отвечаю: продули.

Это что же? Вслух думать начинаю? Во креза...

- Как ты догадался, о каком матче идет речь?

- Да вот думал, думал и ненароком вспомнил один погожий денек, когда вон за тем кустом нашел свою жену сладко похрапывающей. Ты ведь тоже это вспомнила? Да?

Так я тебе и призналась! Еще чего?! Совсем тогда на шею сядешь и поедешь.

- Тогда я не была твоей женой. И представить не могла, что когда-нибудь ею буду.

Мишка повернулся на бок, положил руку под голову и нахально улыбнулся:

- Это ты. А я знал. Очень даже хорошо все знал. Когда тебя спящей увидел, такой ты показалась беззащитной... маленькой, глупенькой... Ой, ой, не дерись... Полежи спокойно. Дай, закончу свою тронную речь.

- Чего это тебя понесло?

- Поговорить захотелось, - хохотнул Рыжий. - Слушай дальше. Посмотрел я на эту соню и понял: быть нам вместе.

- Я ведь на Олега тогда засматривалась?

- Подумаешь, Олег... Величина какая! - Мишка мурлыкал, как сытый кот, - Я просто знал, что это - судьба. Мое и все тут.

- Ну, да, конечно! "Мое - сказал Евгений грозно..."

- Пушкин тут не при чем. И не хвастайся своими скудными познаниями в литературе. Ты цветы брала? А клубнику? А вишню?

- Про вишню - вранье. Я вишню теперь не могу. Сроду ее не ела.

- Может, и не ела, а взять - взяла. Я-то помню. Это ты все забыла. Помнишь, ты меня в овраге за плечо укусила? - он машинально погладил широкой ладонью это место. - Заметь, не по морде дала, укусила. И не обиделась. Ты меня уже тогда любила, Алечка. Только не понимала этого и сопротивлялась. А моей задачей стало твое сопротивление сломить. Пусть даже грубой силой.

Ну? Я так и предполагала. Сопротивление его подстегивает. Ему препятствия нужны, как спортивному скакуну.

- Это ты сейчас нарочно все придумал, - надулась я.

- И вовсе не сейчас, - он притянул меня к себе и чмокнул в висок. - Да я уже тогда все понял, сформулировал и доступными словами сам себе объяснил. Вот ты Рыжиком меня тогда назвала...

- Ты и это помнишь? - удивилась я.

- Рыжиком назвала, - повторил Рыжий, - А помнишь, как боялась мне венок надевать? Ведь боялась?! Боялась, а как на меня смотрела? Я готов был тут же тебя на траву и повалить.

- Что ж не повалил?

- Спугнуть побоялся...

- Не строй из себя Дон Жуана!

- Ну, не Дон Жуан, конечно... Но мужиком я уже был и осознавал это...

- Кобелем ты был, вот кем.

- А ты - сопливой пацанкой, маленькой...

- То-то ты меня так в лесу целовал... Как маленькую!

- Да я сам обалдел! У меня до тебя баб двести было.

- Скромненько.

- Хорошо, не двести. Но двадцать - это точно. И постоянные, и так - на один раз. Но так меня никто не целовал. Аж в пот кинуло.

- Я тебя целовала?!

- А кто?

- Я тебя только попросила. Целовал ты. Я и целоваться не умела.

- Ничего себе, не умела!

- Не умела!

- А теперь научилась?

- Теперь научилась.

Ну-ка, покажи!

* * *

Более сумасшедшего времени, чем следующие две недели, у меня в жизни не приключалось. Спать приходилось урывками. Рыжий был вездесущ. Он залатал крышу и поправил покосившийся забор. Вырезал всю крапиву на задворках, вычистил нужник, скосил траву. И все это - почти не бывая дома. Тетка нарадоваться на него не могла. Я, в отличие от нее, ужасалась. Три раза в день готовить еду, греть воду и мыть посуду. Убираться, стирать, гладить, ходить в магазин. И это надо было делать в промежутках между экскурсиями по друзьям, знакомым и ближайшим окрестностям. Мы таскались по всей округе. Причем пешком. Только раз, в конце июля, поехали на мотоцикле очень далеко - за орехами. Но, естественно, орехов не привезли. Они были незрелыми. Мы пробегали целый день по лесу, доводя до заикания кукушек, швыряясь друг в друга шишками и целуясь при случае. Не то, что я, даже Мишка спал с лица. Только количество бесенят в глазах его неуклонно росло.

Он изменился. Перестал притворяться полудурком. Если раньше он держался с друзьями на равных, то теперь парни молча признавали его лидерство. Кажется, ему это нравилось. Но специально Рыжий ничего не делал для этого. Все получилось само собой. К тому же, он единственный был женат...

Олег... Ну, Олег был - само благородство. Никто ни ухом, ни рылом не знал, какие бури бушуют в его душе. Кроме меня и ... Рыжего. Мишке доставляло удовольствие дразнить Олега. Например, обнять меня за плечи у него на глазах или по-хозяйски положить мне на бедро руку. Олежка, чуть заметно морщась, отводил глаза. Его коробила Мишкина простота. А простоты-то и не было. Имело место желание уязвить. Я жалела Олега. Чувствовала себя неловко и не избегала с ним встреч. Иногда мы встречались у колодца, куда оба ходили за водой. Рыжий воду таскал только по утрам. Днем его ищи-свищи, со сворой легавых. Однажды он увидел, как мы с полными ведрами мирно беседовали, никуда не торопясь. Для меня постоять у колодца стало равнозначно отдыху. Как ни странно, Мишка отнесся к моему преступлению спокойно, ничего не сказал. Лишь перестал дергать на прогулки. Пожалел, показалось мне. Светка тоже проявляла сочувствие. Иногда помогала. Но это сочувствие было поперек горла. Она всегда маячила рядом. Всегда веселая, спокойная. Всегда рада мне. ...И Рыжему. Мишке было приятно Светкино общество. И не накокетничался он еще. Я это хорошо понимала, но, тем не менее, схлестывалась с ним из-за Светки каждый день. Он раздражался. Отговаривался тем, что не мешает мне общаться, например, с Олегом. Мы ссорились, и я расстраивалась до слез.

- Миш, ну, что мы с тобой ссоримся каждый день?

- Не переживай. Пока миримся - все в порядке, - отшучивался он.

Мирились мы с ним по ночам. Засыпали перед рассветом. Крепко обнявшись. Увы, утром все начиналось сначала.

- Нормально с тобой общаться невозможно! - к обеду заводился Рыжий, - Ты совсем не слушаешь!

- Ерунда. Очень даже слушаю. Просто устала.

- Вот Светка никогда не устает меня слушать, - цеплялся он.

- Ну, и катись к своей Светке. Ей не приходится так вкалывать. Ты же ешь, как целое стадо слонов. И кормить тебя надо не один, а три раза в день. И шмотки чистые подавай каждое утро. И чтоб в доме порядок... Я - не Будда. У меня не шесть рук, всего - две.

- Хочешь, я вообще перестану есть? - вдохновенно говорил он с плотоядным блеском в глазах, - Буду питаться одной любовью!

- С ума сошел? - по-настоящему пугалась я, - У плиты хоть иногда вздремнуть можно. А в постели разве поспишь?

Было чего пугаться. Как только за нами закрывалась дверь нашей комнаты, Рыжий превращался в настоящего сексуального террориста. Только ушла куда-то из его ласк нежность. И трепетность...

- Загнал он тебя совсем, - вздыхала тетя Нина.

Так, что я искренне обрадовалась, когда у Мишки появилась новая забава. Рыжий в армии пристрастился к волейболу. И теперь всех вокруг приобщал к любимой игре. Парни рядом с футбольным полем расчистили площадку в лесу. Врыли в землю украденные со стройки железные трубы. И скинулись на сетку. Каждый вечер деревня пустела. Молодежь отправлялась на площадку - играть. Все, кроме меня. Я в это самое время становилась к плите. Готовить вечернюю трапезу.