Ольга Солнцева - Мышиный Король

Поставив излишне красивую «н» напротив фамилии «Королев», он невзначай поинтересовался:

– А где же ваш компьютерный гений?

Десять пар глаз оторвались от мониторов.

– Какой еще гений среди удобрений? – поинтересовался Коротков.

Макушин решил снова пошутить:

– Да, Коротков, именно среди удобрений! А Королев этот ваш, между прочим, был реальным вундеркиндом.

– А откуда ты знаешь?

Макушин оторвался от журнала:

– Не ты, а вы, Коршунов. Пора бы усвоить. Потому что я – помощник директора, и я все знаю.

И тут Валика Макушина понесло. Он выложил младшим товарищам то, что знал, и то, чего не знал, но о чем догадывался. Как и всякий пустобрех, он упивался тем эффектом, который его слова производили на простодушную общественность.

Их матери работали на одном и том же секретном предприятии, в одном и том же отделе. Лариса Мошкина не скрывала от сослуживцев успехов своего единственного сына. Наоборот, она носилась со своим Иннокентием, как курица с яйцом и не упускала возможности выхлопотать для него бесплатную путевку в санаторий. Заводское начальство даже выделило юному дарованию деньги для поездки на международные соревнования среди программистов. О подающем надежды земляке писали в местной прессе и рассказывали по ТВ.

Валику Макушину, который от рождения был самым обыкновенным ребенком, собственная мать то и дело ставила в пример Кешу Мошкина, который перед смертью родителей зачем-то сменил фамилию.

– А потом – бац – и в их машину заложили бомбу, – закончил свой доклад обыкновенный парень, ставший менеджером. – Так что наш гений теперь похож на идиота.

Десять пар глаз смотрели на рассказчика со страхом и изумлением. В классе на несколько секунд повисла напряженная тишина.

– А мне всегда казалось, что он не такой, как все, – задумчиво произнесла Большова. И мы все просто свиньи, что относимся к Королеву, как к изгою.

Не глядя ни на кого, она вышла из компьютерного класса как всегда – стремительная и независимая.

21

В пятницу Анна Петровна начала урок как обычно: стала записывать на доске новую тему, стараясь не обращать внимания на шумок за спиной. Инок вошел последним. Незаметно для литераторши он тихо сел за первую парту, прямо напротив учительского стола. На лбу у него был пластырь.

Анне Петровне с утра нездоровилось.

– Итак, записывайте тему, – срывающимся голосом велела она и постучала мелом по доске. – «Проблема нравственного выбора героев… Написали?… Нравственного выбора героев «Преступления и наказания».

Королев тоже достал тетрадь и стал переписывать слова с доски. Он старался не глядеть на Анну Петровну, которая сегодня вдруг стала похожа на неповоротливую белую мышь. Вспомнив сцену на лестнице, свидетелем которой он был в минувший вторник, Инок покраснел, отвернулся от доски и стал оглядывать аудиторию бессмысленным взглядом.

Здесь все как всегда: мрачно-желтые стены, над пустым шкафом – портреты. Вокруг него за первыми партами, как всегда, пусто. Зато на «камчатке» – вся компания с Коршуновым во главе.

– Итак, продолжим рассмотрение романа, – откашливаясь, Анна Петровна постучала ручкой по столу. – Карапетян, не надо меня снимать! Уберите мобильник! Как вы могли видеть по уже прочитанным главам, перед проблемой нравственного выбора встают все герои романа, и положительные и отрицательные. На выбор отрицательных героев влияет не только корысть, но и сильные чувства. Поэтому совершенно отрицательных героев у Достоевского нет…

Инок склонился над партой. После той неожиданной встречи на лестнице учительница литературы тоже избегала смотреть в его сторону. Он подумал, что женщины могут сильно меняться в зависимости от обстоятельств.

«Удивительный вы народ, бабы, – вспомнил он слова деда. – И прибить ребеночка можете, и жизнь за него отдать. Никогда я вас не понимал».

А он? Сможет ли он когда-нибудь понять женщин? И сможет ли какая-нибудь из них полюбить его? И будет ли у них ребенок?

Анна Петровна три раза хлопнула в ладоши, требуя тишины. Цунами на задних партах слегка успокоилось.

Отдышавшись после продолжительного вступления, она вдруг спросила:

– Так, кто знает, как звали Достоевского? Колодина!

Долговязая Зина вытянулась над партой и пробормотала обиженным голосом:

– А почему сразу я? Что, больше никого нельзя, что ли? Вон, Королева лучше спросите. Он у нас вундеркинд.

Анна Петровна заволновалась:

– Так, кто из вас знает, как звали Достоевского? Поднимите руки!

– Федор Михайлович его звали, – снисходительно улыбнулась Большова. – Это на портрете написано.

В классе снова раздались смешки, но Анна Петровна была непреклонна:

– Итак, я вам задавала пятую часть третьей главы, где Порфирий Петрович…

Инок посмотрел на Тоньку, которая что-то шептала на ухо долговязой Зине, и подумал: «А Большова забавная. Похожа на ведьмочку, но не злую. Вот бы ей метлу сейчас…»

Позабыв про недавнюю вспышку любви к Анне Петровне, он стал бесстыдно разглядывать Тоньку, пытаясь запомнить ее черты, а потом, как ни в чем не бывало, достал из сумки свою тетрадь с эскизами мышей и принялся рисовать Большову на свободной странице. Женский образ, и правда, чем-то сильно напоминал Тонкую. Два хвостика на затылке, полосатый свитер, высокие ботинки, чуть вздернутый нос. Делая наброски, он сравнивал свой рисунок с девушкой, сидящей за ним. Подметив неточность, он аккуратно стирал ее ластиком и вновь принимался рисовать, совершенно не слушая учительницу.

Анна Петровна тем временем что-то вещала, то и дело прерывая свою речь кашлем. Ее, впрочем, никто не слушал. У каждого из второкурсников были дела поважнее.

Большова заметила, что Инок ее рисует, и стала ему улыбаться. Ей польстило внимание необычного однокурсника, который еще совсем недавно представлял страну на международных соревнованиях. Вдобавок, ей не хотелось обижать того, кому и так слишком сильно досталось. Ну и, если уж совсем честно, ей хотелось посмотреть потом, как она получилась в его исполнении.

Коршунов сначала не придал значения тому, что внимание соседки приковано к изгою, который когда-то был вундеркиндом. Напротив, это его даже позабавило. Никитос и сам любовался ее улыбкой – такой задорной и лукавой. Эта девушка, которая так нагло его продинамила во вторник, снова возбуждала его. Он, уже в который раз на этой неделе, вновь начал строить планы. Но она улыбалась совсем не ему, и этот бессловесный разговор художника и модели стал не на шутку злить его. Инок, который еще вчера казался ему обыкновенным идиотом, теперь был реальным препятствием между ним и Тонкой. Коршун решил перейти в наступление.

– Эй, Тонь! – слегка толкнул он соседку спереди. – Хочешь «Сникерс»?