Элизабет Лоуэлл - Тень и шелк (Под именем Энн Максвелл)

– Сейчас под рукой у меня нет ни одной тибетской крыши, – сказал он, – но я все равно хочу позвать тебя к себе.

Дэни прикрыла глаза, не в силах поверить, что ее мечта стоит перед ней, протягивая руку.

– А как же обет? – еле выдавила она.

– Прасам освободил меня от исполнения клятвы в тот же вечер, как увидел нас вместе, – сообщил Шон. У Дэни округлились глаза.

– Что?

– Буддийский обычай, – продолжал Шон. – Если исполнять клятву становится нестерпимо тяжело, тот, кто слышал ее, может отдать ее обратно. Я дал Прасаму обет безбрачия, а он вернул его мне.

– Но… на Арубе… ты… я… мы же не… – Дэни осеклась.

– Я не настолько мудр, как Прасам, – просто сказал Шон. – Я выдержал ровно три года, пока мы не оказались на пароме, плывущем в Ванкувер. Я понял, что в Тибете уже наступило завтра. Я сдержал клятву!

– Демаркационная линия времени! – вспомнила Дэни, которая наконец-то все поняла.

– Так ты согласна снова принять мою руку и разделить со мной новую клятву? – спросил Шон.

– Я и не отказывалась от своих обещаний, – дрогнувшим голосом выговорила Дэни.

– Знаю. Ты верна своему слову, Дэни, как и я.

Дэни не помнила, как подошла к Шону, – она поняла только, что вдруг оказалась в его объятиях.

Внезапно в тишине раздался голос Прасама Дхамсы.

– Он приготовил нам подарок, – перевел Шон. – Это ката.

– Что такое ката?

– Традиционный тибетский дар. Шарф с вытканным пожеланием добра.

Шон мягко повернул Дэни лицом к Дхамсе.

У нее перехватило дыхание.

Лама протягивал ей бесподобный шелк. Цвета индиго, насыщенный сумеречным светом, он переливался, вдруг становясь ослепительно-синим.

Дрожащими руками Дэни коснулась ткани, когда Редпас набросила ее на шею Шона и Дэни, соединяя их.

Частота переплетения была знакома Дэни, как звук ее собственного дыхания: впадина, подъем, пауза и вновь впадина и подъем.

Шелк Будды.

Но цвет был не тот-слишком яркий. Да и сама ткань выглядела как новая. Ее восстановили умело, но новые нити все равно выделялись среди рисунка. Давным-давно, возможно, столетия назад, кто-то украсил шелк нежной, кремовой бахромой.

– Переплетение… хрипло выдохнула Дэни. – Один и тот же ткач!

Улыбка Прасама Дхамсы стала еще безмятежнее. Он быстро заговорил.

– В семье Прасама из поколения в поколение передается легенда о том, – переводил Шон, – как один из его предков соткал одеяние Будды. Он благодарит тебя за то, что ты вновь подтвердила: вся жизнь едина, а мы едины с ней.

– Но я не могу принять этот подарок, – испуганно воскликнула Дэни, касаясь шелка.

Дхамса поклонился и вновь заговорил.

– Прасам – последний в своем роду, – объяснял Шон. – Вскоре он умрет. Сознание того, что он последний из уцелевших хранителей этого шарфа, было для него тяжкой ношей. Он хочет, чтобы мы сохранили шелк Сняли с него это бремя, освободили его от последних уз с колесом смертей и возрождений.

– Шон… – прошептала Дэни, обернувшись к нему.

– Все в порядке, Дэни. Дхамса предвидел это с той минуты, как впервые увидел меня.

– Ничего не понимаю…

– Он понял, что мне не суждено быть монахом. Но мне все не верилось. А теперь я вижу то же, что и он.

– И что это?

– Мы. Не важно, выйдешь ты за меня замуж или нет, – наши жизненные пути переплетены, Дхамса видел это.

Дэни улыбнулась дрожащими губами.

– Значит, судьба? – выговорила она.

– Может, проверим?

– Вместе?

– Конечно. Так ты согласна?..

Дэни ощутила невесомое прикосновение шарфа к ее плечам – древнего шелка, связующего прошлое с настоящим, а потом, подняв голову, взглянула в глаза своему будущему.

Шон ответил ей любящим взглядом и улыбкой. И Дэни со счастливым смехом раскрыла объятия.