Дарья Истомина - Торговка

Я не могла сказать ему всей правды. А отец ясно понимал, что я скрываю от него что-то серьезное. И кажется, ему меня просто жалко и даже смешно немного, потому что он всегда знает, когда я вру.

Я в ужасе видела, что непробиваемая стена уже выстроилась между нами, произошло что-то такое, что делает нас почти чужими, и именно я сдуру обрушила те мосточки взаимного доверия, любви и бескорыстного служения друг другу, которые только начинали выстраиваться.

— Да ты не нервничай, дочка, — усмехнулся он. — Все совершенно правильно… Я рад, что ты такая везучая… А так что ж… Каждому свое. Кому арбузная корочка, кому свиной хрящик! По трудам нашим…

Я ушла в спальню и улеглась на тахту. Курила, тупо уставившись в потолок, украшенный идиотской лепниной с авиавинтами и звездами, и плакала.

Когда-то в детстве, когда Долли только ушла от нас, отец сам купал меня, кормил и, уложив в постельку, читал на ночь сказки. Я любила про белого волшебного зверя-единорога. Мне очень нравилось, что его никто не может поймать, кроме юной принцессы, которая, набросив в темном лесу свой охотничий шарфик на его витой златой рог, приводит это гордое животное в свой замок. И тогда единорог немедленно расколдовывается и обращается в прекрасного юношу, после чего, естественно, идет свадебный пир горой…

Утром отца в доме не было. Он уехал, прихватив с собой не только ружье, но и бритвенный прибор, теплый свитер, смену белья, кое-что из походной посуды. И зачем-то забрал не только охотничью амуницию с болотными сапогами, но и парадный мундир.

Я поняла, что ушел он к этому самому дмитровскому оружейнику не на один день.

Осень, как всегда, терпела, терпела, а потом обрушилась мощно и неостановимо. Дней через пять после ухода Никанорыча я вдруг увидела из окна, что деревья в Петровском парке — золотые, а над кронами расплывается дым: это уже жгут палую листву.

Я знала, что Никита уже вернулся, но у Трофимовых не бывала: выдерживала положенную, хотя и мучительную, паузу.

Было томительно непривычно, что отца нет дома, даже завтраки мне приходится готовить самой. Но нет худа без добра, и я вдруг страшно обрадовалась, что все может получиться еще удачнее, чем я планировала раньше: квартира оставалась целиком в моем распоряжении, так что стесняться мне тут больше некого. Предстоящий вечер и ночь должны были быть мои. То есть мои и Никиты.

Я сменила постельное белье, накрыла тахту новым пушистым покрывалом, поставила перед зеркалом две большие красные свечи в стеклянных подсвечниках и выкрутила лампочки из люстры. Представила, как скажу: «Ах, кажется, все перегорело!» и — зажгу эти свечки, чтобы полумрак, в котором уже не надо будет ничего стесняться. Беременеть с ходу никак не входило в мои замыслы, с этим спешить не стоило. Ребенок, конечно, будет в свое время. Когда и я, и, главное, Никита встанем по-настояшему на ноги. А пока что я решила подстраховаться и заранее прихватила на Тверской упаковку презервативов, которую надлежало представить невзначай, когда наступит момент. Хотя все это добро должно было быть и у самого Трофимова, не сопляк же он, но никаких случайностей я решила не допускать.

Я позвонила на Патриаршие пруды, где был очень симпатичный кабачок «Якорек», в котором у меня был знакомый мэтр, и заказала на вечер столик на двоих. Ресторанчик был клубного типа, днем работал «для всех», но по вечерам, длящимся далеко за полночь, проникнуть в него можно было лишь по именным карточкам. Кухня там была классная, готовились любые блюда, вплоть до суши и китайских выпендрежностей. Публика в «Якорьке» приличная — захаживали даже депутаты Госдумы, после вечерних спектаклей подтягивались актеры из близких к центру театров, случались банковские и биржевые мальчики. Так что расслабуха была цивилизованно-сдержанная, без разборок и мордобоя. Впрочем, на этот случай в гардеробной дежурили элегантные вышибалы.

Уже с утра я была готова и оснащена, как ракета на старте, — все цепи проверены, предохранители сняты, напряжение достигает могучего вольтажа, все подрагивает и напрягается, отсчет предстартового времени пошел неумолимо, и уже ничто не остановит команды: «Пуск!», после которой или все разлетается вдрызг, или аппарат взлетает в звездные блаженные выси.

Об обвале, естественно, я и мысли не допускала. Но просто так взять Трофимова Никиту за шкирку и затащить его в койку было бы слишком грубо и как-то не по-людски. Вариант для меня был очень серьезный, и в моих расчетах ближе к Рождеству маячил и ЗАГС, и даже венчание в храме в чем-то белоснежном и непорочном. Словом, часики моей судьбы дотикали до главного, поворотного момента, и кто-то неведомый решил: «Пора, девушка! Вчера было рано, завтра будет поздно!»

Я вызвонила Никиту, сказала, чтобы он пригнал «Газель» к полудню к метро «Динамо». Оттуда мы поедем в Лобню, где на отстое стоят рефрижераторы и где я должна якобы провести переговоры. Я решила, что все должно произойти для Никиты как бы совершенно случайно, и если он не полный лопух и телок, то с определенного момента должен будет взять инициативу на себя, а мне придется лишь изображать некоторое стыдливое смущение и, возможно, даже сопротивление, но тут важно не переусердствовать, чтобы он сдуру не принял этого за чистую монету.

Я долго думала, во что одеться, чтобы Никита сразу не насторожился от моего слишком вечерне-праздничного наряда. С сожалением отложила длинное черное платье на тонюсеньких бретельках, которое мне очень шло и делало загадочной и томной, и остановилась на более скромном, но не менее волнующем варианте: короткая ярко-красная юбка-стрейч, эластично охватывающая бедра и попочку; белый трикотажный топ, державший грудки в напряге и явно показывающий по выпирающим сосочкам, что никаких лифчиков под ним нету; черная ажурная накидочка с длинными расклешенными рукавчиками сквозного плетения; невесомый, как дыхание ангела, красный шарфик из шифона и темно-красные туфли с удлиненными, тупо срезанными носами и без задников. Повертевшись перед зеркалом, я решила, что это самое то: с одной стороны, я полностью одета, но с другой — наряд недвусмысленно намекает на то, что от него можно избавиться чуть ли не одним движением. В то же время ничего особо экстравагантного и вызывающе наглого в одежде как бы и нету. На всякий случай сверху я накинула свой затрапезный пыльник и сумку взяла деловую, похожую на папку с ручкой.

День был как на заказ, ветреный и солнечный, небо синело совсем не по-осеннему, и рыжие и алые кроны облетающих деревьев в парке были похожи на разноцветные паруса каких-то веселых яхт.

У меня даже дыхание перехватило, когда я его увидела — загорелого и обветренного после казахстанского круиза с учебниками. Никита стоял рядом с «Газелью» и протирал и без того чистый ветровик замшевой тряпочкой. Свой грузовичок Трофимовы драили бесконечно и даже подкрашивали белилами барабаны колес, чтобы было поаккуратней.