Лэйси Дансер - В погоне за миражами

— Конечно, если вы меня невзлюбили…

Куин посмотрел прямо на нее, требуя, чтобы она отреагировала хотя бы на эти слова.

— Нет. Я вас не невзлюбила. С чего мне было это делать? Я же вас совсем не знаю, — не подумав, ответила Каприс.

На его лице, словно рассвет после темной ночи, появилась улыбка. Эта улыбка заставила Каприс растерять свою решимость. Неудивительно, что он так редко улыбается. Его улыбка грела, не обжигая, успокаивала и ласкала без прикосновения, приглашала, но не требовала. Ее губы невольно изогнулись в ответной улыбке.

— Ладно. Пообедаем. Но не больше.

Кроме того, ей, как и ему, не хотелось обсуждать с остальными свадьбу Силк. Это только снова напомнило бы ей о пустоте и ненадежности ее собственной жизни, а она не готова была в этом признаваться.

Каприс разглядывала свое отражение в зеркале. Выбранное платье, одно из немногих, которые она захватила с собой, было простым и элегантным, мягкого серо-зеленого цвета, не из тех оттенков, которые навязчиво требуют внимания, и все должные места — в меру подчеркнуты. Волосы она уложила мягким узлом. Украшения тоже ничего особенного собой не представляли.

— Скучный вид! — объявила она, возмущенно глядя на себя. — И почему меня это должно волновать? — Она стремительно отвернулась от зеркала и надела туфли на высоком каблуке, которые страшно любила, но которые редко имела возможность надевать, потому что в них оказывалась на голову выше большинства мужчин. Но не Куина.

Как раз в тот момент, когда она протянула руку за сумочкой, в дверь негромко постучали.

— Вы рано, — быстро сказала Каприс, открывая Куину дверь.

Он сдвинул манжет, чтобы взглянуть на часы.

Каприс громко втянула воздух, увидев шрамы, тянувшиеся по его запястью от самой кисти.

— Боже! Что с вами случилось? — спросила она, пораженная вандализмом по отношению к телу, бывшему когда-то настоящим произведением искусства. Она протянула руку и осторожно провела пальцами по шрамам, ощутив их неровности и понимая, что никогда не сможет представить себе, какая боль должна была сопровождать каждый подобный порез. — Это, вероятно, был какой-то несчастный случай, — прошептала она, испытывая непонятную муку при мысли о его боли, о ранах, из которых стекала на землю кровь.

Куин смотрел на мягкий бархат ее руки на фоне его бронзового тела. Свет и тьма. Солнце и тень. Он повернул свою ладонь, к. которой она прикоснулась, и спрятал в ней ее руки.

— Это было давно, — пробормотал он, радуясь тому, что его обезображенное тело не вызвало у нее отвращения. У многих женщин могло бы появиться именно такое чувство — и появлялось. Они не причинили ему боли. Но она могла бы.

Каприс подняла глаза, почувствовав его пристальный взгляд. Но она не успела его поймать, не успела испугаться — он улыбнулся.

— Надеюсь, вы любите танцевать.

— Да, — ответила она, почему-то снова почувствовав беспокойство. — То вы здесь. То вас нет.

— Загадки? — Он вопросительно поднял светлые брови и, не выпуская ее руки, вывел Каприс в коридор, закрыв за ними дверь.

— Вы все время меняетесь, — тихо сказала она, внимательно наблюдая за ним, пока они шли к лифтам.

— Как? — поинтересовался он, когда дверцы закрылись и они остались вдвоем на время спуска.

Она покачала головой:

— Не знаю. Знаю только, что это так. По-моему, вы — человек опасный, Рэндал Куинлен.

— Для вас?

В его вопросе прозвучали ироничные нотки, заставившие Каприс возмущенно выпрямиться.

— Почему я должна считать опасным человека, который просто пригласил меня пообедать?

— Это вы высказали такую мысль. Я просто пытаюсь довести ее до логического конца.

Дверцы лифта открылись. Каприс вышла в вестибюль, слишком остро ощущая его присутствие рядом.

— В вас нет ничего простого, — сердито пробормотала она.

Каприс была слишком занята своими чувствами, чтобы заметить, как изменилось выражение лица Куина и как он пристально посмотрел на нее, а потом успокоился, увидев, что она ничего не знает.

— Вы слишком осторожны, К. Р. — сказал он.

Каприс вздрогнула, услышав обращение из ее профессиональной деятельности.

— Откуда вы узнали?

Он предупредительно помог ей усесться в лимузин и только потом сел рядом.

— Ваша семья — забыли?

Она поморщилась:

— Не хочу даже думать о том, что они могли сказать!

— Ничего особо страшного, могу вас уверить.

— Значит, мать и отец ничего не говорили!

— Неужели все настолько плохо?

Она отвела взгляд, встревоженная тем насколько беззаботно звучат его ответы. Можно было подумать, что он выполняет этим вечером некий ритуал, выбирая манеру разговора, который создал бы определенное впечатление, некий образ.

— Ну, Силк наверняка рассказала вам о том, что мы четверо должны провести год вне дома.

Куин откинулся на спинку сиденья, собираясь слушать всю ночь, если только она будет готова с ним говорить.

— У нас не было времени, чтобы познакомиться ближе. В тот недолгий срок, что мы друг друга знали, мы были заняты другими вещами.

Каприс бросила на него быстрый взгляд:

— Какими же?

Куин ни на секунду не смутился. Киллиан предупредил его, что только родители Силк знают о происшедшем, и что все заинтересованные стороны хотят, чтобы никаких разговоров об этом не было.

— Помолвкой и подготовкой к свадьбе менее чем за неделю.

Она нахмурилась.

— Я бы поверила вам, если бы речь шла об одной только Силк. Она почти все делает с головокружительной скоростью. Но Киллиан не произвел на меня впечатления человека импульсивного.

— Наверное, влюбленному можно простить, если он совершает массу нетипичных для себя поступков.

— Вы говорите на основании собственного опыта?

— Нет.

Каприс проанализировала его ответ: как это ни странно, он рождал только новые вопросы.

— Вы верите в любовь?

— А вы?

Она пожала плечами, не отводя взгляда Слова звучали беззаботно. Тема разговора была достаточно интересной, чтобы заинтриговать даже в том случае, если за ней не стояло реальных чувств.

— В некоторые виды любви — да, — ответила она наконец с прямотой и откровенностью, которых не требовал тон его вопроса. — В любовь родителей к своим детям. Детей к родителям. В юношескую влюбленность. В сексуальную любовь.

— Но не в ту, что неподвластна времени и пространству, лжи и истине? — Он оторвал взгляд от города, беззвучно мелькавшего за затемненными стеклами лимузина. Мимо неслась жизнь — калейдоскоп энергии, надежд, стремлений, боли, ошибок… И любви. Самого великого и самого ранящего из всех чувств. Великого уравнителя.

— То вы здесь. То вас нет.

Он повернул голову, пронзив ее взглядом:

— Это пожелание? Вы изменили свое отношение ко мне?