Энн Стюарт - Поцелуй шута

Бого с сомнением посмотрел на Николаса. Но сама идея, кажется, ему понравилась.

— Нет ли у вас какой-нибудь ткани, чтобы завернуть кубок? Я не хочу, чтобы он поцарапался о камень.

У него был лоскут, спрятанный за пазухой, возле сердца, но он сомневался, что святая одобрит такую жертву. Это было все, что осталось ему на память о его потерянной любви. Он и так уже достаточно отдал святой Евгелине.

— Все будет в порядке, Бого, — сказал он. — Клади его сюда, и мы выпьем лучшего вина нашего хозяина, которое, как я подозреваю, отвратительно, и уснем под звездами, а завтра мы решим, что нам делать с остатком нашей жизни.

— Вы от всего отказываетесь, милорд, — предостерег его Бого.

На этот раз Николас не стал его поправлять из-за обращения.

— Я и так от всего уже отказался, старина. Сегодня утром.

Время остановилось для Джулианы. Они ехали мерным шагом, не останавливаясь, и, несмотря на свои страдания, она молилась об одном — чтобы они направлялись не в ту сторону. Но во всех действиях аббата не было и намека на колебания или неуверенность, и в глубине души Джулиана предчувствовала, что все кончится плохо, как для нее, так и для шута.

Совсем стемнело, когда они наконец остановились. Джулиана соскользнула с лошади и привалилась к ее боку. Ноги ее уже не держали. Брат Бэрт ласково взял ее за руку, этот дружеский жест был проникнут теплотой и сочувствием.

Гилберт и аббат скрылись внутри грубого строения, и Джулиана нашла в себе силы, чтобы поднять голову и заглянуть в добрые глаза монаха.

— Отпустите меня, — взмолилась она.

— Не могу, дитя мое. Мы сейчас находимся далеко от вашего дома, вам одной туда не добраться. Не бойтесь, я защищу вас от аббата.

— Как?

Священник покачал головой:

— Пока не знаю. Но я не позволю ему причинить вам вред.

— А что он сделает с Николасом, когда найдет его?

— Убьет, — уверенно сказал монах. — О, не своими руками, конечно. Он слишком набожен для этого. Но у него есть много способов сделать то, что он хочет. Нам остается только надеяться, что он не обвинит Николаса в ереси. Смерть на костре слишком мучительна.

— Он не найдет его, — сказала Джулиана, скорее молясь об этом, чем утверждая. — Он уехал уже достаточно далеко…

— Они здесь! — раздался торжествующий крик отца Паулуса. Они с Гилбертом вышли из таверны. — Их лошади все еще стоят на дворе. Они забрались на вершину холма к святым руинам — очевидно, для того, чтобы сотворить один из своих богомерзких ритуалов.

— Бого — достойный человек, — возразил монах. — Он не станет богохульствовать и творить богомерзкие дела.

— Они оба злодеи, — прошипел аббат с ненавистью. — А потому они оба подлежат моему суду…

— Суду Господа нашего, — поправил тихо брат Бэрт.

— Разумеется. — Аббат направился в сторону холма. — Возьмем с собой шлюху, — приказал он.

— Куда?

— Мы направляемся за кубком святой Евгелины, — торжественно, нараспев произнес аббат. — И определим наказание грешникам.

Николас был пьян и очень рад этому. Но, даже напившись, он не мог выкинуть мысли о Джулиане из головы. Наоборот, ее образ стал более живым, более реальным, он вспоминал, как она касалась его, как целовала, как двигалась, как смотрела на него, словно на бога и дьявола одновременно.

Однако сейчас, когда он был так пьян, это уже было неважно. Он мог прислониться к стене бывшего римского дворца или обиталища святой Евгелины, что, впрочем, тоже было неважно, и петь песни о красоте Джулианы, а Бого был тоже слишком пьян, чтобы обращать на это внимание.

Сокровища моей любимой

Дороже злата и вина.

Меж ножек их хранит она,

Чтоб мог испить ее до дна.

— Ей бы это не понравилось, — пробормотал Бого. — Слишком грубо и непристойно.

— Предполагается, что ты не слышишь, — ответил Николас. — Я пою о моей любимой леди, а ты слишком большой негодяй, чтобы оценить ее.

— Вы такой же негодяй, как и я, милорд, — учтиво заметил Бого.

Любви беспощадный клинок

Пронзил мне сердце навылет.

Любви нежнейшая плоть…

— Милорд! — укоризненно воскликнул Бого. Николас вздохнул и вытянул длинные ноги перед собой. Он никогда больше не сядет на лошадь. И он никогда больше не будет заниматься любовью, пока не вернет себе Джулиану. А это не случится никогда. Поэтому он может спокойно лежать здесь под звездным небом на вершине холма, продолжать пить и надеяться, что его поразит удар молнии.

К сожалению, сегодня ночью, похоже, молний не будет, слишком тихо и ясно. Понадобилась бы вся ярость очень рассерженного бога, чтобы ударить в него молнией, и неважно, что он этого заслуживает.

К сожалению, он захватил в таверне недостаточно вина — видимо, недооценил свои возможности. Осталось на донышке. Стоило бы, пожалуй, отобрать у Бого. Тот был на двадцать лет старше, способен поглощать вино в невероятных количествах и все же оставаться на ногах. Но сегодня ночью Николас больше всего нуждался в забвении.

Моя любимая леди

Прекрасна, чиста и нежна.

Я душу и сердце ей отдал,

А после уехал навеки.

— Не в рифму, — буркнул Бого.

— Я знаю, — вздохнул Николас.

— Вам нужна рифма к слову «нежна», — услужливо подсказал старик. — Подходит слово «жена».

Николас потянулся, взял камешек и запустил им в Бого, но промахнулся. Бого только рассмеялся.

Николас поднялся на ноги, лишь слегка покачиваясь.

— Я ухожу, — заявил он важно.

— И куда же вы направляетесь?

— Искать Джулиану.

— И вы хотите снова ехать верхом? — Казалось, в голосе Бого звучало только искреннее изумление.

— О нет, — застонал Николас и снова опустился на камни. — Ты поедешь и привезешь ее мне.

— Непременно, — согласился Бого. — Она будет очень рада поехать с вами.

— Непременно, — повторил Николас. — Рада.

И с готовностью соскользнул в сон, где мог сколько угодно грезить о Джулиане.

Быстро приближался новый рассвет, а Джулиане хотелось плакать. Но слез больше не было. Страшная усталость и боль казались просто невыносимыми. Ветки деревьев хлестали ее по лицу, цеплялись за чепец, срывая его с головы. Она карабкалась вверх, медленно переставляя ноги, следуя за аббатом.

Собственно, у нее не было выбора. Он связал ей запястья и тянул ее за собой на веревке, чтобы она никуда не сбежала. Грубая пеньковая веревка натерла ей кожу до крови. Единственное, что ей оставалось, — это не отставать от аббата, хотя она постоянно путалась в своей длинной юбке, все время цепляющейся за ветки и камни. Веткой с головы сорвало чепец.

Джулиана слышала, как сзади пыхтит брат Бэрт. Он молча следовал за ней по тропинке, и она не знала, выполнит ли он свое обещание и постарается ли ей помочь. Впрочем, сейчас ее это не беспокоило.