Алиса Борей - Ненависть [СИ]

Вийон зло зыркнул на него.

— И черт с ней. — Оттолкнув лекаря с дороги, он зашагал к крыльцу, но у самых ступеней остановился и, обернувшись, бросил. — Хочет сдохнуть, пусть подыхает.

Вийон так разозлился, что несся по коридорам, сам не понимая куда бежит, и только очутившись перед дверью своей спальни, остановился пораженный. Как он оказался здесь? Граф готов был поклясться, что больше всего на свете он хотел бы сейчас забыть о разгромленном замке, об этой маленькой баронессе и ее непонятной власти над ним. Вийон не чувствовал вины, он поступил как должно, как привык действовать, когда считал, что затронута его честь.

— Я отомстил, — процедил он сквозь стиснутые зубы, — и мне нет никакого дела умрет она или нет.

Неприятно обожгла мыль, — а не лицемерит ли он с самим собой? Можно сколько угодно злиться, склонять на чем свет стоит и девку, и лекаря этого бесполезного, но себя не обманешь. Ноги сами по себе ведомые не разумом, а чем-то другим, непонятным и пугающим принесли его туда, куда он хотел прийти.

— К черту!

Рука поднялась и замерла, прикоснувшись к ручке.

— Что я делаю? — Он покачал головой и толкнул тяжелую дверь.

Отсюда с порога ему хорошо была видна кровать и накрытое одеялом тело. Граф, выдохнув, сделал шаг.

За прошедший день его пленница сильно изменилась, ее помыли, синяк на лице немного спал, но сама она теперь была больше похожа на высохшую мумию. Изжелта-бледная кожа туго обтягивала скулы, разбитые губы покрылись коркой засохшей крови.

Вийон недоуменно смотрел на девушку, не понимая, зачем он здесь и что делать дальше. В любом другом случае он бы сразу же развернулся и ушел, потому что с первого взгляда было видно, что этот человек уже не жилец, от неподвижного тела веяло умиротворенностью и смертью.

Граф подошел еще ближе. Если бы не еле слышное дыхание можно было подумать, что она уже мертва, так безжизненно смотрели ее закрытые глаза.

— В этом случае я бессилен, — из-за спины раздался голос старого Израэла, — она сама должна захотеть жить, а она уже похоронила себя.

Вийон обернулся к старику.

— Что?

— Организм перестал бороться за жизнь. — Израэл словно извинялся. — Может быть, стоит ее отпустить?

Графа вдруг прорвало.

— Черта с два! — Он прошелся бешеным взглядом по комнате. — Сдохнуть она хочет!

Глаза остановились на миске супа и графине с водой.

— Она и здесь хочет меня достать. Сдохнуть не где-нибудь, а именно здесь в моей спальне!

Ему уже было все равно, что это именно он притащил ее сюда, вырвал из лап своей солдатни, приставил врача.

Или именно из-за этого? — Эта мысль переполнила его раздраженным возмущением. — Чего он с ней возится? Сам же хотел ее унизить, растоптать. Так радуйся, вот лежит твоя обидчица, считай, одной ногой уже в могиле.

Но радости не было.

Неожиданно для себя он плеснул в стакан воды и поднес к губам пленницы.

— Пей!

На безжизненном лице девушки ничего не изменилось, потрескавшиеся губы по-прежнему сжимались в упрямую линию.

— Я пробовал кормить ее, — вновь подал голос Израэл, — но не смог даже рта разжать.

Вийон молча подсунул ладонь под холодный затылок и, приподняв голову пленницы, ткнул стаканом ей в губы. Ничего. Он надавил сильнее, стекло стукнулось о плотно сжатые зубы.

— Дрянь! — Вскипел граф. — Пей, иначе я выбью тебе все зубы.

Лекарь поежился, но на девушку угроза не возымела никакого действия.

— Вот ведь стерва, — ярость обожгла бешеной волной.

Любое сопротивление будило в нем зверя. Рука со стаканом уже готова была разорвать маленький сжавшийся рот, лишь бы влить в него хоть каплю, но неожиданно Вийон отступил.

— Нет! — Он решительно замотал головой. — Ты не заставишь меня себя убить. Так ты хочешь меня одолеть? Не выйдет!

Вийон присел на край и, подтянув неподвижное тело, положил голову девушки к себе на колено. Пальцы жестко сжали впавшие щеки, заставляя рот приоткрыться.

— С кем ты вздумала тягаться, — на лице графа прорезалась довольная улыбка, — ничего у тебя не получиться.

Стакан в его руке наклонился и чуть-чуть плеснул в узкую щель. Дернулась жила на шее, пропуская первый глоток.

— Вот так-то, — забурчал Вийон.

Эта маленькая победа, по непонятной причине, вдруг обрадовала его не меньше, чем триумф на прошлогоднем турнире, когда он выбил из седла гранда Ренье.

Граф аккуратно влил в приоткрытый рот еще один глоток.

— Осторожно, — его плеча коснулась рука лекаря, — не давайте ей много. Лучше попробуйте накормить ее супом.

Напоминание о том, что он возится с пленницей, как заботливая сестра милосердия, кольнула раздражением. Захотелось вскочить, грохнуть что-нибудь об пол так, чтобы осколки полетели в разные стороны, но Вийон сдержался. Хрустнул зажатый в его ладони стакан и по стеклу побежала трещина.

— Давай миску. — Не глядя, он протянул руку.

Израэл суетливо схватил тарелку, подставляя ее поближе.

Зачерпнув наваристую жидкость, граф аккуратно поднес ложку к потрескавшимся губам девушки. Та по-прежнему лежала без движения, не подавая никаких признаков жизни.

— Ладно, — Вийон уже привычным движением разжал ей рот, — не хочешь сама, буду кормить тебя силой.

Ложку за ложкой граф вливал бульон, всматриваясь в бледное лицо. Сейчас никто бы не назвал эту девушку красивой. Маска смерти никого не красит. Засаленные, спутавшиеся волосы, торчащие скулы, заплывший кровоподтеком глаз. Она должна была бы вызывать жалость, но жалости не было. Он скорее испытывал удовлетворение и гордость за нее, так словно она сражалась на его стороне и не сдавалась.

— Пожалуй, хватит для первого раза. — Лекарь поставил полупустую тарелку обратно на стол.

Вийон перевел взгляд на Израэла, едва заметно кивнул и повернулся обратно. Что дальше? — Закопошились в голове вопросы. — Будешь по-прежнему изображать заботу и сострадание, сидеть у края постели и кормить ее с ложечки?

Отвечать не хотелось.

Белый, мягкий как перина туман, клубился вокруг плотными ласковыми волнами. Никакой боли, лишь умиротворение и покой.

— Так хорошо, — Луиза раскинула руки, наслаждаясь безмятежным медленным падением.

Вот только холодно. Ослепительный свет, бьющий откуда-то снизу, нес обжигающий холод.

— Ничего, — она прикрыла глаза, предчувствуя, что скоро наступит полный покой.

Оборот за оборотом, ее тело, кружась, погружалось в серебряную сверкающую пелену. Там не будет ни боли, ни стыда, ни отчаяния. Голову заполнила восторженная эйфория.

Покой и вечность! Никакой злобы, жестокости и крови!

Где-то там наверху осталось ее истерзанное тело, а вместе с ним страх и ненависть. Все это суетная ерунда, не о чем жалеть. Она медленно падала, окутанная нежным холодным пухом.