Эрика Адамс - Прах и камень [СИ] [litres]

— Мне пора, Вэ'рк, — я обхожу его стороной, слыша его слова, доносящиеся мне вслед:

— Я буду ждать тебя здесь же. Каждый день.

Я поспешно возвращаюсь в Храм, пытаясь унять бешено колотящееся сердце и восстановить дыхание. Поначалу мне нужно заглянуть к лекарю, чтобы он обработал местами содранную кожу на руках и ногах. Боли практически нет, а вместо неё я чувствую небывалый подъём и странное ощущение парения внутри себя, поневоле признавая, что оба этих чувства вызваны не только чудесным спасением, но и близостью Вэ'рка, приятно волнующей кровь.

Лекарь осуждающе качает головой, обрабатывая раны, и запрещает покидать мне территорию Храма на время, пока раны не затянутся как следует. Мне кажется, что его проницательный взгляд насквозь видит меня и мои чувства, оттого я невольно содрогаюсь внутри от возможного, но неизвестного наказания. Какая кара постигнет Невесту, воспылавшую ответным желанием не к Нему, которому была обещана, но к обыкновенному мужчине?

Я понимаю, что мимолётное томление, испытанное мной, едва ли можно называть столь громко, именуя желанием, но часть меня, дремавшая доселе, пробуждается и твердит, что это лишь первые признаки болезни, называемой вожделением. И мне страшно, так страшно, что я едва переставляю ноги, заставляя идти себя в молитвенный зал под неусыпный взор Видящих. Каждое мгновение я ожидаю подвоха и разоблачающего громкого голоса, указывающего на меня. Но этого не происходит. То ли моя провинность ускользнула от взора Видящих, то ли они не посчитали это таким страшным нарушением, то ли… Последнее предположение я боюсь даже обозначать в своей голове. Лишь преклоняю колени и касаюсь лбом каменного холодного пола, бессвязно бормочу молитвы, но не вникаю в их суть.

Я витаю мыслями далеко отсюда: в лесу, залитом ярким солнечным светом, среди буйствующей зелени, чириканья птиц и жужжания насекомых, наполняющих чистый воздух. Перед мечтательным взором встаёт крепкая, ладная фигура Вэ'рка с широкой мускулистой грудью, его горящий взгляд, красноречивее любых слов. И всё проникнуто такой жаждой жизни и томлением почему-то неизведанному и недоступному, но прекрасному, что на душе становится тоскливо, а на глаза наворачиваются непрошеные слёзы, стекающие по щекам.

Я украдкой стираю их и бреду в свою комнату, игнорируя остальных невест. Их беспечная болтовня сегодня мне кажется бессмысленной, а Васса цепляется за моё лицо своим колючим, холодным взглядом, словно подмечая непривычное для меня состояние. Но у меня нет ни капли сил, ни малейшего желания изображать хорошее настроение. Я сажусь на жёсткую постель и бездумно перебираю сотканные мной нити, выкрашенные в яркие цвета, выбираю среди них ярко-алый и жёлтый, откладывая в сторону. Мои пальцы знают свою работу, потому проворно начинают расшивать этими цветами новый отрез материи.

Я ещё не знаю, что получится в итоге, как не знаю никогда, едва садясь за работу. У меня нет ни определённого замысла, ни чётко выверенного порядка действий. Я позволяю своему телу дать выразить то, что колючей занозой впилось внутрь меня, и напряжение прошедшего дня начинает отпускать меня, выплёскиваясь яркими аккуратными стежками.

Несколько дней я не покидала территорию Храма, как и было мне приказано, а на третий день я решаюсь проведать старую Вевею. Отчего-то именно с ней у меня связаны особо тёплые воспоминания, а при одной только мысли о её домике, полнящимся ароматами пряных сушёных трав, на душе становится спокойно. По пути к ней я сталкиваюсь со своей сестрой, Визалией. Замечаю её тонкую, гибкую фигуру издалека и любуюсь ей. Мне хочется подойти и поболтать с ней, как когда-то давным-давно, но с того дня, как меня отвели в Храм, в её жизни больше не осталось места для прежней дружбы. Поначалу я тянулась к ней, но она сторонилась меня, предпочитая компанию своих друзей, нанося раз за разом удар в одно и то же место так долго, что зарубцевавшийся шрам внутри меня ныл и по сей день от тоски по родному человеку.

Визалия прекрасно выглядит: её лицо округлилось и при улыбке на щеках появляются очаровательные ямки, её фигура плавна, а бёдра круглы и притягивают взгляд даже под просторным платьем. Неудивительно… Храм исправно платил за выкупленную невесту, а с приездом Его приданное Визалии должно будет изрядно пополниться ещё и золотом. Визалия чувствует на себе мой взгляд и оборачивается, едва заметно кивая и мгновенно отворачиваясь, меняя направление движения, нарочно замедляя шаг.

— Аврелия, когда уже Он приедет за тобой и остальными Невестами? — насмешливо кидает она мне, едва я поравнялась с ней, — моей матери уже надоело отбиваться от женихов…

Она нарочно выделяет слово «моей» и намекает на то, что она не может выйти замуж только потому, что её старшая сестра ещё не пристроена. Нет никакого значения, кому я обещана: обычному мужчине или Ему, но Визалии придётся ждать столько, сколько потребуется. Меня огорчает её отношение ко мне, истоки которого мне непонятны. Но я не собираюсь позволять ей омрачать моё настроение ещё больше, оттого я бросаю ей в ответ:

— Не терпится приступить к обязанностям жены или уже приступила и боишься огласки? — я прямо смотрю ей в глаза улыбаясь.

И как бы она ни пыталась сделать вид, что нас больше ничто не связывает, она ясно понимает, о чём ей говорит мой взгляд. Я как-то совершенно случайно набрела на страстно увлёкшуюся друг другом парочку, забавляющуюся в лесу. Полураздетая сестра была прижата к стволу дерева, а мужчина оглаживал её ягодицы, одной рукой развязывая тесьму на своих штанах. Визалия всегда была не по годам развитой и смышлёной и не было ничего удивительного в том, что радости плотских утех она познала на пару-тройку лет раньше обычного срока. Но она не считалась невестой того мужчины, который был уже связан обязательствами и к тому же имел за спиной троих малышей от другой женщины, здравствующей и поныне. Они заметили меня и прервали своё занятие, а Визалия разъярённо прошипела мне тогда в лицо, чтобы я не смела и слова молвить кому-либо об увиденном.

Может быть, наши отношения с сестрой оказались окончательно испорченными ещё и из-за этого? Я не знаю, но увиденное меня не шокировало и не оттолкнуло от сестры, а вот её настроило против меня ещё больше. Сейчас же Визалия прикусила язык и, смерив меня гневным взглядом, отвернулась к мужчине, с которым беседовала до моего появления, делая вид, будто ей нет до меня никакого дела. Но я чувствовала спиной её взгляд до тех пор, пока не повернула за угол улицы, направляясь к дому Вевеи, стоявшем особняком от всех прочих.

Старая Вевея сейчас казалась ещё старше, превратившись в совсем древнюю старуху. Я смотрела на неё и удивлялась, как она не рассыпается живым прахом прямо на ходу от малейшего движения, и поражалась уверенности и силе её рук. Обычно старики в возрасте, гораздо меньшем, чем её, уже едва могли донести ложку до рта, чтобы не расплескать половину.