Диана Соул - Дизайнер смерти [publisher: ИДДК; оптимизирована обложка]

– И что из этого следует? – с надеждой спросила я.

– На записях демонстрируется неправильная модель поведения. Вероятно, это было вызвано сбоем системы. Теперь я починен и функционирую согласно протоколам, – уверенно произнес он, и только сейчас я поняла, что с начала нашего разговора Хэдок ни разу не моргнул.

– Это не сбой. – Мне казалось, я могу его убедить. – Ты жил, умел чувствовать, защищал меня. И, кажется, даже любил…

– Последнее противоречит заложенной программе. Любовь не входит в список обязанностей Дизайнера Смерти.

– Если это не так, то как тогда родилась Габриель? Она ведь твоя дочь. Если не веришь моим словам, мы можем сделать генетический анализ – взять ее кровь и твою.

– Это противоречит системе безопасности. Анализы запрещены. Операции – запрещены, – монотонно перечислял мужчина. – Опыты – запрещены. Любая попытка вмешательства в целостность организма приведет к включению механизма защиты. Исключение на допуск к подобным действиям только у Дизайнера Жизни.

Разговор вновь становился бесполезным.

И как же я устала. Хотелось плакать, потому что происходящее разрывало мне душу на части, но я отказывалась верить, что от моего Хэдока ничего не осталось…

Быть может, когда он увидит Габриель, что-то дрогнет?

– Пойдем со мной, – позвала я. – Я покажу тебе нашу дочь.

Он двинулся совершенно бесшумно, даже ткань его одежды не издавала шорохов. Теперь я видела и понимала различия между тем и этим Хэдоком. Пусть он старался играть перед всеми, держа маску, но это все равно было не то.

В старом Хэдоке иногда проскальзывало человеческое, а в этом существе – нет. Он казался чем-то совершенно потусторонним, пугающим. Почти неживым, и в то же время дышащим.

Удивительно, что тайну Хэдока не разгадали раньше. Скорее всего, сказывались прошедшие года. Никто попросту не помнил, как ведут себя настоящие Дизайнеры Смерти.

Мы добрались до покоев Габриель, и я первой вошла в комнату.

Сидящая Милента тут же подняла на меня голову, а затем испуганно замерла, рассматривая, кто именно стоит за моей спиной.

Это был первый раз, когда она видела Хэдока с тех пор, как мы посещали ее в тюрьме под дворцом. Помню, тогда нянечка даже повела себя неадекватно, начав выкрикивать что-то про двух… будто узнала кого-то.

– Он так похож на свою бабушку, – пораженно выдохнула Милента. – Столько общих черт. Поразительно.

Я обернулась на Хэдока, на лице которого не отражалось ровным счетом ничего, и переспросила у женщины:

– Римерию?

– Да, – кивнула она. – Странно, что замечаю я одна. Неужели Ронан не видел сходства с родной матерью?

Я вспомнила бывшего мужа. Его поведение, ненависть, вечно плескавшуюся в глазах обиду на весь мир и на мать в частности.

– Он ненавидел Римерию, – ответила я и почему-то вспомнила слова Мандрогиров. – Да и… мужчины. Они ведь менее чувствительны к таким вещам. Это мы замечаем…

Я подошла к кроватке и осторожно подняла проснувшуюся девочку. Она только открыла глазки, щурила их, пыталась сучить ручками и так трогательно чмокала пухлыми губками…

– Это твоя дочь, – подойдя к Хэдоку, сказала я. – Посмотри и вспомни. Вспомни, пожалуйста.

Габриель замерла у меня в объятиях и насколько могла, повернула голову к папочке. Она смотрела на него так трогательно и даже руки потянула.

Я видела, как в ее глазах отражается его лицо, знала, что для нее он светится как-то по-особому ярко, и очень хотела верить, что сейчас что-нибудь изменится. Переломится. Хэдок улыбнется, возьмет ее на руки, прижмет к себе и поцелует в лобик.

Но…

– Дизайнер Жизни, – констатировал мужчина. – Высший приоритет защиты.

Сердце разорвало от боли. Хотелось выть от бессилия, потому что я поняла – все зря. Все мои надежды, мечты ничего не значат… Хэдоку уже не стать прежним, и Мандрогиры правы. Человека, которого я полюбила, уже нет. Так же, как нет и отца для моей дочери… Зато есть он – самый преданный, будто тот самый пес с Первого Корабля – Дизайнер Смерти. Вечный охранник со стертой душой…

Пятнадцать лет спустя

Я сидела в комнате одна.

Где-то за окном пели птицы, а в помещение врывался сладковатый весенний аромат свежей травы и первых цветов. Императорский сад в это время года был прекрасен так, что иногда я даже находила в себе силы любоваться им, выходила на террасу, садилась в кресло и просто смотрела вдаль.

Иногда наблюдала, как среди деревьев и кустов играет моя дочь.

Кадры пятнадцати предыдущих лет будто в один миг пронеслись перед глазами.

Вот с ней сидит Милента, показывает какого-то жука, вот Габриель делает первые шаги, после играет с выпрошенным на день рождения котом.

Она растет, меняются и игрушки рядом с ней. Куклы, техника, книги…

Лишь одно остается неизменным во всех кадрах – Дизайнер Смерти, тенью стоящий в нескольких метрах от нее, бдительно смотрящий и наблюдающий.

Иногда Габриель подбегает к нему, тянет руки и даже называет папой, ведь я никогда не скрывала от нее правду. Но потребность в любви отца так и оставалась неудовлетворенной. Хэдок мог поднять ее, даже посадить к себе на плечи, но только в случае приказа…

В четыре года в Габриель впервые что-то изменилось. Ее дар и раньше проступал, но в один из дней это проявилось слишком заметно. Взгляд стал более острым, изменилась речь, а меж детских бровей залегла глубокая складка.

За пару дней до этого Милента читала ей очередную сказку о принцах и принцессах, а Габриель переспросила:

– А Хэдок тоже принц? Заколдованный?

– Да, – с особой грустью кивнула престарелая нянечка.

– Тогда я вырасту и расколдую его, – с полной серьезностью произнесла моя дочь. – Только узнаю нужное заклинание.

Что-то было в тех детский словах, и пусть оно лишь звучало фантазией, мне очень хотелось верить, что у нее выйдет то, в чем провалилась я.

Габриель росла дальше, обзаводилась друзьями – свитой будущей наследницы рода Альтазаров. К ней по-особому относился внук Миленты – проказник Динго, да и две закадычные подружки – дочери Мики и Дана регулярно втягивали мою дочь в какие-то авантюры. В десять лет они даже умудрились угнать корабль отца – но и тут им помешал бдительный Хэдок.

Габриель на него тогда сильно обозлилась и выкрикнула в непроницаемое лицо:

– Да когда же ты станешь человеком?!

Разумеется, Хэдок ничего не ответил – программа в нем не знала правильных слов.

А на следующий день моя дочь села за книги с лицом, полным решимости. Иногда она забывала поесть и все читала, читала, начала вести какие-то свои записи на языке, который не был никому ведом.

На вопросы, что она делает, Габриель отвечала абстрактно, лишь однажды обмолвилась: