Галина Чередий - Эволюция любви [СИ]

Не хочу возвращаться! Иначе сейчас сорвусь и наору на него, потом буду жалеть. Немного остыв в ванной, все же решаюсь вернуться, но застаю Сашку уже спящим. Ложусь рядом, и, мстительно глянув на мужа, довожу себя до оргазма сама, представив жутко разнузданный трах с мужиком-моделью из рекламы парфюма, роскошный торс которого вызвал у меня водопад слюны несколько дней назад. И не говорите мне, что никогда так не делали!

А потом опять приходит необъяснимое чувство вины и горечи. С ним я и засыпаю.

Будильник, утренняя эрекция у моей задницы, душ, завтрак, спешные сборы, дорога на работу. Файлы, документы, телефонные переговоры, неискренние улыбки за кофе, разговоры не о чем. Маршрутка, магазин перед домом, пакеты с продуктами, лифт, кухня, ужин. Опять разговоры ни о чем. Правда, охрененно здорово?

Сашка пытается компенсировать свой вчерашний ранний финиш и в принципе все неплохо. Я смотрю на ритмично двигающееся надо мной тело и чувствую привычное вторжение. Оргазм приходит быстро, но как-то бесцветно. Сашка хрипит и, дернувшись, валиться на меня. А я смотрю в потолок и не могу побороть это раздражение, что все нарастает внутри. Может мне начать уже какие-нибудь таблетки жрать, на йогу записаться или в религию там удариться, что бы ходить и благостно всем улыбаться, изображая безмерное счастье?

Следующий день отличается лишь тем, что при выходе из дома муж прихватывает собранный чемодан и, подкинув меня, едет в аэропорт. Он целует меня в щеку, но я вижу, что мыслями он уже не здесь. Да и я-то сама уже мысленно посадила его в самолет и помахала ручкой. День сегодня жутко суматошный. Такое впечатление что пятница — это какой-то конец света, и понедельника, что бы все доделать, уже никогда не наступит, и поэтому все пытаются втиснуть в один короткий день столько всего.

Выползая с работы, чувствую жуткую усталость и думаю набрать Ольгу и перенести нашу встречу. Но она как будто знает и звонит сама.

— Лизок, у нас все в силе? Только не вздумай откорячиться! Я тебя тут уже жду!

Я вздыхаю и пытаюсь сориентироваться, как сейчас лучше добраться в район города, где не была столько лет. Наконец соображаю, покупаю пару бутылок вина и всего по мелочи, и сажусь в автобус. Уже на подъезде к нужной остановке сердце начинает подпрыгивать и сбиваться. Как так вышло, что за все эти годы мне как-то не пришлось даже побывать в этом районе города?

Все вокруг изменилось до неузнаваемости. На месте стадиона — торговый центр. Сквер из заросшего места наших детских приключений превратился в зализанный и кастрированный, типа уголок зелени с идеально ровными дорожками и вычурными фонарями. Моего детского сада тоже нет — там теперь отделение банка. И только войдя в наш старый двор между четырьмя двухэтажками, я словно окунаюсь с головой в прошлое. Все та же раздолбанная беседка, только выкрашена в другой цвет. Проволоки с бельем, подпертые палками. Длинный деревянный стол с лавочками, «штаб-квартира» всех наших окрестных бабулек. Палисадник три на четыре прямо под окнами моей бывшей комнаты по-прежнему огорожен крашеными спинками от железных кроватей. Песочница с детьми и бдящими мамашами. И даже старая урна у столба все та же. Офигеть! Я словно назад во времени вернулась! На лавочке как всегда стройный ряд «стажей вселенной». Бабульки щурятся на меня пытаясь своим рентгеновским зрением просветить чисты ли помыслы у незнакомки, вторгшейся на их территорию.

— Лизка? Ромашина? Ты что ль? — дрожащий голосок.

Всматриваюсь повнимательней. Ох, блин, время жестоко!

— Да, тетя Катя, это я.

Да уж, от той бой-бабы, что с пеной у рта вечно отстаивала свое мнение на этих самых лавочках много лет назад, осталась, наверное, треть. Полная жизни пожилая женщина превратилась в сухонькую старушку.

— Ты каким ветром в наши края? — улыбается женщина и поясняет другим не менее юным соседкам. — Это Лизка Ромашина, дочка Миши Ромашина, ну помнишь, роскошный такой был мужчина. А она все шкодила, с мальчишками только и искали, где бы че сотворить. Ох, Лизка, Лизка, не было на тебя тогда управы. А сейчас, погляди ж ты, какая дама стала. Только че така тощая то? Все по моде? Одни сиськи торчат, прости господи.

— Лизка — кричит с балкона Ольга. — Ты чего там с этими кошелками старыми застряла? Они ж тебе счас весь мозг вынесут и кости переберут! Давай, поднимайся.

Вхожу в подъезд. Все те же щелястые полы, выкрашенные коричневой краской, и запах кошачьей мочи. Интересно, а когда я сама стану такой же как тетя Катя, тут все будет по-прежнему? Прям петля времени какая- то. Поднимаюсь по скрипучей лестнице. Вот, правда, вижу одно отличие. Двери у всех стали цивильные, железные, прям как в сейфах. А я помнила этот подъезд еще с простыми, деревянными и те, впрочем, почти никогда не закрывались.

— Лииизкааа! Ну, наконец-то! — Ольга обнимает меня и втаскивает в прихожую.

Какое-то время мы стоим, изучая друг друга, так сказать «вживую». Фото на страницах это одно, а тут совсем ведь другое. Ольга всегда была полненькой. И сейчас передо мной стоит смуглая пышечка, с живыми карими глазами и кучерявыми темными волосами, облаком обрамляющими её красивое личико с ровной оливковой кожей.

— Ох, Лизка! Вот не зря ведь все мальчишки за тобой хороводом вечно ходили! — с восхищением говорит она, и я реально смущаюсь. — Ты и раньше в детстве красивая была, а теперь вообще! Пошли!

Ольга тянет меня в комнату, где уже накрыт стол.

— Я вино принесла, — говорю и оглядываю все вокруг.

Если снаружи дом и двор все тот же, то тут, в Олиной квартире, несомненно, чувствуется что мы не в прошлом. Хороший евроремонт, перепланировка, дорогая мебель и аппаратура. Явно чисто женская квартира. Все кругом очень ухожено и уютно.

Мы, все же обнявшись покрепче по поводу встречи, усаживаемся за стол. Сначала разговор не клеиться дальше обычных вопросов. Где училась, когда женились и тд. Но постепенно вино и старые воспоминания развязывают нам языки, и мы начинаем перебирать всех бывших соседей и знакомых. Кто-то умер, кто-то переехал, кто-то спился, кто-то поднялся или подался в секту… Доходит разговор и до моей «любви».

— Кольку Соринова ты же помнишь? — я киваю. — Ну, еще бы, вы ж не разлей вода были. Ты, он и братец его младший, пришей-пристебайло к вам. Так, сидит он.

— Кто, брат? — я смутно начинаю припоминать белобрысого мальчишку, что таскался за нами повсюду.

— Да нет же, глупая. Колька сидит. Он же в лихие девяностые в бандюки подался. Вот и до бандюковался. Посадили. За убийство.

— Да ну, на хрен! Кольку и за убийство? Да он же и мухи не обидит!

— Ох, дура ты, Лизка. Время, знаешь, как всех меняет. Ты его пацаном зеленым помнишь, а я его волком прожженным уже знаю. Другим он человеком совсем стал. Жестоким и безжалостным. А вот брат у него совсем другое дело.