Ванесса Дэвис - Лотерея любви

На крыльце стоял Лайем, держа в руке толстый альбом и застенчиво улыбаясь. Сара от удивления открыла рот, словно бы увидела привидение.

— Добрый вечер, — сказал незваный гость. — Вы позволите мне войти? Представляете, Сара, мой папаша впал в очередной запой, так что сегодня я не смог принять вас у себя. К тому же я подумал, что коль скоро гора не идет к Магомету, то Магомет должен пойти к горе. Надеюсь, что я не нарушил ваших планов на этот вечер? Я захватил с собой наиболее любопытные фотографии… Вы пили чай? Извините, что я вас оторвал!

Сара пришла в себя и пригласила его в дом.

— Вам чаю или кофе? — деловито спросила она, словно жена викария, хотя на самом деле нервничала, как влюбленная девчонка.

Пока Сара хлопотала на кухне, Лайем удобно устроился в качающемся кресле возле камина и, положив альбом на колени, стал его перелистывать. Он чувствовал себя здесь настолько свободно и раскованно, что у Сары возникло подозрение, что он бывал в этом коттедже раньше. Может быть, он не впервые соблазняет наивную отдыхающую?

— Молоко? Сахар? — спросила она, снимая с плиты чайник.

— Сахар, один кусочек, — ответил гость.

Его спокойный тон еще сильнее заинтриговал Сару, в ней снова пробудилось звериное вожделение, не подвластное рассудку. Один лишь вид этого брюнета, вальяжно сидящего в кресле с альбомом на коленях, выбивал Сару из душевного равновесия, ей хотелось выть и визжать от отчаяния и рвать на себе волосы.

— Ну, как вы проводите здесь свое время? — невозмутимо спросил Лайем. — Нарисовали еще что-нибудь?

— Да, несколько карандашных рисунков и одну акварель, — промямлила Сара, косясь на свою последнюю работу, сохнущую на буфете. Он перехватил ее взгляд и, вскочив, взял лист в руки.

— Бог мой, Сара! Как замечательно вы нарисовали это место! Неужели только по памяти? — воскликнул он. — Это невероятно!

— Да, — смущенно сказала Сара. — Я запомнила все в деталях.

— У вас прекрасная память и зоркий глаз! Но главное — вам удалось передать особую мистическую атмосферу этого места. И как только вам это удалось! Такое под силу лишь истинно талантливому художнику. Я вас поздравляю, Сара! Это шедевр.

Сара густо покраснела, смущенная такой оценкой, и спросила, желая переменить тему:

— А что за снимки вы собирались мне показать?

— Старинные фотографии этого могильника, — не без гордости ответил Лайем. — Знаете, это место обнаружили только в 1890 году. Холм так густо зарос растительностью, что все думали, что это обыкновенная небольшая гора. Однако о ней давно ходили легенды, люди верили, что она населена духами.

— И кто же открыл этот курган? — спросила Сара.

— А вот этот представительный господин, Бернард Монаган, — ткнул пальцем в другую старую фотографию Лайем.

— Какие симпатичные у него, однако, усы! — воскликнула Сара. — Как у гусара. А что за меч у него в руках?

— Это меч Туамбру, найденный в пещере, в хорошо замаскированной нише. Там потом нашли и кое-что еще…

Лайем сунул руку в карман и достал оттуда пряжку в виде лошадиной головы с выпуклыми глазами и раздувающимися ноздрями, выполненную из серебра. У Сары зашевелились волосы на затылке: эта вещица была копией коня, являвшегося ей во сне! Это на нем она неслась во весь опор вместе с могучим кельтским воином.

— И кто же нашел эту штуковину? — спросила она, поборов охватившее ее волнение.

— На нее случайно наткнулся я три года назад, когда осматривал склеп. Мистер Монаган, очевидно, не заметил ее, когда производил свои раскопки. А вот мне повезло!

— Это правда? Или вы шутите? — спросила Сара.

— Разумеется, правда! Но то, что вы видите, не оригинал, а его точная копия. Свою находку я передал в музей. Сотрудники были так потрясены моим щедрым жестом и порядочностью, что сделали для меня копию. А ведь я мог бы продать оригинал на черном антикварном рынке за многие тысячи долларов. Сейчас же он занимает почетное место в экспозиции памятников кельтской культуры. Мы с куратором этого отдела музея не сошлись во мнениях относительно предназначения этого изделия. Я считаю, что это пряжка ритуальной мантии, а он полагает, что она от ремня воина. Я надеюсь когда-нибудь найти в старинном манускрипте упоминание об этом изделии и тем самым доказать свою правоту.

Сара вернула ему пряжку, расчувствовавшись еще сильнее от его рассказа, а также от звука его голоса и запаха тела. Быть с ним рядом, не смея повиснуть у него на шее, было для нее равносильно пытке.

— Вас, похоже, заинтересовал этот курган, — заглядывая ей в глаза, сказал Лайем. — Почему?

— Право же, я не знаю… — потупившись, ответила она. — Когда мы вошли в грот, у меня возникло ощущение, что я волшебным образом перенеслась в иной мир. Это трудно выразить словами…

Лайем пожал ей руку и сказал:

— Я понимаю. Вы очень впечатлительная женщина, Сара. У вас тонкая, художественная натура, вы наделены особым чутьем, редким даром видеть больше, чем обыкновенные люди. Я понял это, как только увидел вас в трактире.

— В самом деле? — Сара почувствовала, что во рту у нее пересохло от волнения, а пульс участился, как у скачущей галопом кобылы.

Он продолжал удерживать ее руку в своей, и перед глазами у Сары все поплыло, как тогда, в склепе, во время их долгого поцелуя. Несомненно, их притягивала друг к другу какая-то таинственная сила.

— Тогда, на общинной вечеринке, я пел и танцевал только для вас, Сара! — проникновенным голосом произнес Лайем. — Мне хотелось излечить своим искусством вашу израненную душу.

— Израненную? — Сара отшатнулась, отдернув руку. — Что вы хотите этим сказать?

— Ваша душевная боль написана у вас на лице, Сара, — с грустью ответил Лайем. — Вы, вероятно, недавно перенесли сильное потрясение, не правда ли?

Она бы рассказала ему в этот момент и о своем неожиданном выигрыше в лотерею, и о ссоре с мужем, но эротическое напряжение, возникшее между ними, сковало ее язык. Лайем нежно погладил ее по щеке и тихо сказал:

— Наверное, сегодня я зря к вам пришел. Вы слишком ранимы, а я — стеснителен. Это не очень лестная характеристика для мужчины, снискавшего здесь славу сердцееда, не правда ли?

Сара прокашлялась и спросила:

— А вы действительно сердцеед?

— Во всяком случае, среди местных девиц я прослыл завзятым донжуаном, — не моргнув и глазом ответил Лайем. — Уже потому, что со многими из них я целовался.

— Целовались? И только? — прищурившись, спросила Сара.

Лайем расхохотался:

— Во всяком случае, в этих местах я не выходил за рамки строгой викторианской морали. Но когда я живу в Дублине, то позволяю себе маленькие шалости.

— У вас там есть подруга? Студентка, наверное?

— Сейчас уже нет. Она оставила меня, получив выгодную работу в Бристоле. Я пережил настоящий шок. Но со временем рана в моем сердце затянулась. А вы не хотите рассказать мне свою историю несчастной любви, Сара?