Настя Чацкая - Мозаика [СИ]

Они друзья.

Которые знают, как громко стучит мяч по баскетбольной площадке в три часа ночи. Как сильно пахнет травой, если упасть на неё спиной и смотреть на звёзды из-за плеча лежащего на тебе Хэ Тяня. Знают, как больно целовать разбитыми губами разбитые губы.

Они знают слишком много. Рыжему кажется, что однажды ему пришлось убить себя, так много он когда-то узнал. Например — откуда этот шрам у Хэ Тяня за ухом, сколько поцелуев нужно, чтобы у него сбилось дыхание (один), какого цвета его глаза спросонья. И, да, иногда нужно уничтожить человека, чтобы он сумел жить дальше.

А иногда даже это не помогает.

Рыжий не помнит, как он разжимает руки.

Но помнит тремор в пальцах Хэ Тяня, который с быстрой и широкой улыбкой хлопает его по шее, как друга, с которым было бы здорово повидаться ещё. Но если не выйдет — это тоже ничего. Так даже лучше — не увидеться больше никогда.

Руки Хэ Тяня ледяные.

Руки Хэ Тяня дрожат.

Рыжий поворачивается к Чань Си. Она сияет — в её глазах свет. Спокойный и безмятежный. Свет — и что-то ещё. Тень, крошечный элемент, отголосок догадки. Она улыбается и мягко жмёт его ладонь.

Её глаза говорят: «всё в порядке».

А она говорит:

— Он очень много о тебе рассказывает.

И в голосе… это. Какой-то ингредиент, который может испортить идеальное, завершённое десертной вишенкой блюдо. Она не зла, вовсе нет. Просто внутри слышна слабая, практически несуществующая тоска.

Рыжий смотрит на неё и тихо отвечает:

— Жаль. О тебе я не слышал ни слова.

…Белая кожа на белой простыни — что может быть идеальнее. Будто каждый кусок мозаики становится на место, когда он проводит руками по мягкой коже плеч. Ключицы. Выступающие косточки и мягкие изгибы.

Рыжие волосы, запах свежего постельного белья, горячие руки и дрожащие выдохи.

Хэ Тянь плотно закрывает глаза и зарывается лицом в её шею, двигаясь в ней правильно, привычно, чудесно, хорошо. Он обхватывает её руками — он знает её тело до самых кончиков пальцев. Он так долго её искал, что почти отчаялся, а она — вот она. Правильная, чудесная. Хорошая.

Он поднимает голову и смотрит в её лицо.

Хочет сказать: «посмотри на меня», но она будто знает — открывает глаза. В них — что-то. Что-то, от чего становится страшно. Оно всегда там, всегда с тех пор, как она узнала его. Понимание. Жалость. Молчаливая, светлая грусть, от которой внутри вспухает ярость.

Он впитывает в себя совершенный цвет её глаз — то ли золото, то ли солнечный свет, скачущий по стене. Длинные рыжие ресницы. Смешно нахмуренные брови. Волосы… рыжие… чёрт. Чёрт

Хэ Тянь обхватывает её скулы руками и движется, движется, движется.

Зло рычит:

— Я люблю тебя. Я люблю тебя, я люблю тебя.

А она улыбается.

Она гладит его висок.

Она хочет сказать: «он знает». Но почему-то молчит.

…Однажды Рыжий пробивает себе ладонь отцовским шуруповертом. В двадцать шесть он понимает: не так уж это и больно.