Ban ana - Утерянная вера [СИ]

— Ты тоже соскучился по мне, братик, я знала… — за секунду блондинка на лице, которой расплывается безумная улыбка прижимает Хейза к стене, прислонив лезвие ножа к горлу, — помнишь этот нож? Когда-то ты мог убить меня им раз и навсегда, но ты сжалился, ты любил меня, ты не сделал того, о чем бы жалел и… Зря. Нужно было убить меня, когда была возможность.

— Ты слишком быстро раскрылась, — холодно ответил Алан, взглядом заметив как сзади к Скварчалуппи подкрадывается тень. Его глаза засветились неоном и тень отбросило. Он вернул взгляд на Ламию, что была уже недовольна. Она зла. Она ещё никогда не была так зла, — все это, порабощение квартала, все это ради меня, да?

— Умница, — процедила она, — страдания этих ведьм и колдунов, что я загипнотизировала лишь приятный бонус. Мне сейчас нужен и всегда был нужен только ты. Я много сделала ужасных вещей и все ради того, чтобы ты убил меня, Алан. Я действительно этого хочу, самое лучше признание в любви — убийство. Но тогда ты умрешь вместе со мной и больше… — она нагнулась к его уху, шептав, словно змея, которой Алану хотелось лишь одного. Отрубить чёртову голову, — никто нам не помешает… — и она вкладывает в его руку нож.

Орудие смерти, что отправит их обоих на тот свет, и скорее всего прямиком в ад и Хейз понимает, что так действительно лучше для всех. Для Ками, для его приобретённых друзей, что ещё совсем недавно были его злыми врагами, он был готов пожертвовать собой ради их счастья. Да, древний колдун Морфей был ужасным человеком во всех проявлениях. Он доводил людей до суицида, питался их снами и жизненными силами, но глубоко в душе Алан Хейз был жертвенным, благородным и доблестным рыцарем без латных доспехов с обнажённым сердцем, что предательски выпустило в себя Камилу Скварчалуппи, американскую ведьму с итальянскими корнями, Эрла Джеймса, первого не совсем человека что поверил в него и ему, Ханну Джеймс/Алиса Лиддел с которой он был связан клятвой обеда, Лиама Эшфорда и даже Питера Пэна, с которые ему тоже удалось найти общий язык. Алан, как и многие всего лишь притворялся злодеем, а на самом деле был героем и такие, те кто не кричат о добре, те кто не переводят бабушек через дорогу и не за мир во всем мире, именно они истинные герои народа.

— Хейз, нет! — из транса Морфея вывел крик Эшфорда, что пустил последнюю пулю в лоб очередной тваре, — если ты это сделаешь, то умрешь, это битва Ханны, но не твоя!

— Ошибаешься, как раз таки моя.

— Алан, положи нож. Эта змея только этого и добивается. Она только этого и хочет, Алан! — крикнула Ками, что еле держала себя в руках и уже тише, не своим, хриплым и обессиленным голосом, — пожа…

Внезапно она замирает, как и все пространство. Алану так проще, ибо он уже все и за всех решил. Пусть им будет больно, пусть невыносимо, но так нужно. Он себя этим убеждал.

Кровь, улыбка, стеклянные глаза. Алана и Арию окружает голубой туман, унося далеко далеко, оставляя после себя лишь нож на полу с датой и именами смертников.

Камила падает на колени, чувствуя как боль разрывает ей все внутренние органы. Ханна просто поверить не может в то что Хейз сделал это. А в это время тьма расступалась перед рассветом, оставшиеся в живых приходили в себя, а бедствия в мире прекратились, словно их никогда и не было.

— Он умер героем, — все что сказал Питер, сочувственно положив руку на плечо девушки.

Дождь барабанил по пластиковым окнам квартиры Лиддел, отстукивая собственную мелодию, которой подыгрывали тонкие, длинные пальцы нервно стучащие по деревянной тумбочке, действуя на нервы, но она все продолжала и продолжала это делать, словно стараясь довести себя до безумия. В комнате темно, на улице тоже, а в её голове тьма нашла уютное прибежище, обволакивая разум и разрушая последние крупицы рассудка. Девушка сидела на полу, в самом холодном и тёмном углу, стараясь скрыться ото всех. Глаза её красные, на бледном лице невысохшие дорожки слез, руки трясутся, что она контролировать она не в состоянии, искусанные губы подрагивают. Камила вновь и вновь старается удержать себя в руках, не заплакать, раз за разом прокручивая в своей голове ту мысль, что Алан погиб не для этого. Не для того чтобы она медленно убивала себя. Она умоляла свое сердце перестать пропускать заряды боли, чтобы перестать делать это, но раз за разом было все сложней, и когда терпеть стало невозможно шатенка в 2 раз за несколько дней закричала, так сильно, что у Ханны, что сидела по ту сторону двери, вынуждая истязать себя криками ведьмы кольнуло сердце. Джеймс было противно от того, что умереть должна была она, а не Хейз, от того что она Морфей пожертвовал собой, от потери друга и ей было противно от самой себя, ведь она не могла помочь девушке, которая умерла в ту же секунду, как умер её возлюбленный.

Вместе с душераздирающим криком новым потоком хлынули так упорно и старательно сдержанные слезы, которые оказались гораздо болючей и невыносимей, чем она могла полагать. Горячие, проедающие эпидермис кожи слезы стекали по щекам на шею, ключицы, грудь, побираясь к самому сердцу и проделывая огромные дыры, что нельзя будет заполнить ничем. Ни сигаретами, ни алкоголем, ни наркотиками, ни случайными связями и селфхармом. Эта дыра она бесконечна. Эта дыра незаполнима. Эта дыра постоянна. Эту дыру не зашить и она это понимала и то ли стонала, то ли скулила, словно подбитая собака, что потеряла хозяина раз и навсегда. Она уже не шмыгала носом, а задыхалась, пытаясь ртом ловить нотки недостающего воздуха, из-за скорбящего дёгтя в лёгких, что перекрывали доступ кислороду. Взгляд карих, опьяненных горем, красных от слез глаз был направлен куда-то вперёд, в пустоту.

Она не чувствовала ничего, совсем и от этого было страшно, и от этого было больно. Дикая, неконтролируемая, поражающая организм боль убивала и единственное лекарство от этой боли было не наяву, не под землёй, не на небе. Скварчалуппи не знала где сейчас находился бывший злодей, что испытывал, возможно страдал, а возможно и вовсе исчез и от этого, от одной мысли что Алана больше нет, а значит невозможно вернуть становилось ещё хуже. Хотелось загнать тот самый кинжал себе под кожу и прочувствовать все то, что чувствовал мужчина, разделив с ним холодные объятья смерти, но… Было поздно. Слишком.

Очередной крик и звук падающего тела. Камила повалилась на пол, крича и бьясь в истерике, раздирая горло до хрипа и царапая ногтями пол, вызывая ужасные звуки. Дверь раскрылась. Джеймс больше не смогла терпеть, понимая что хрупкая организация Ками попросту сошла с ума, и то что она видела сейчас явно не было приделом её безумия. На протяжении 2-х дней, что Ханне показались целой вечностью она решала стоит или нет применять совет матери, так как сама знала, что связь с наркотиками ни к чему хорошему не приводят, кроме как к самоуничтожению. И одна часть её это понимала, а другая просто страдала каждый раз проходя мимо комнаты Ками и каждый раз слыша стоны боли. Тем более это не совсем наркотики, более волшебная, иная версия, которая должна облегчить её страдания.