chate - Шрамы души и тела [СИ]

— А возница? Кто тебя вез?

— Так я наемный экипаж взял. Так было проще, чем своего дожидаться.

— Конец, — у Шуна опустились руки, и сам он рухнул обратно в кровать, понимая, что найти оборотня в столице можно, но на это уйдет куча времени. Пока он оббежит всех своих мало-мальски знакомых, в надежде, что кто-то из них что-то знает. И нет гарантии, что оборотень за это время не исчезнет из столицы. Если уже не исчез. Он бы точно уехал. Сбежал бы, как тогда из дома. Ведь Нио такой ранимый. Он не мог даже мысли допустить, что его шрамы кто-то увидит, а тут…

— Неужели ты с ним встречался и ни разу не был у него дома? — голос полуэльфа заставил мозги дракона заработать.

— Был. Только я дороги не видел. Хотя…

— Что?

— Звуки и запахи не могли измениться кардинально. Так что я могу попытаться… Так. — Дракон решительно поднялся и тут же чуть не упал обратно в кровать.

— Проклятье. Я слабее любого человека.

— А что ты хочешь после такой попойки? Удивительно, как ты вообще встать смог.

— Лизи!

— Молчу-молчу.

— Вот и молчи. Набери мне ванну. Холодную. Мне надо прийти в себя. А потом поймай экипаж.

— Поедешь его искать?

— Поеду.

— Вот таким я тебя еще больше люблю.

— Лизи!

— Все-все. Уже бегу.

Ровно через час Шун сидел в карете у борделя и командовал возницей:

— Сначала поезжайте прямо. Медленно. Я буду говорить, где повернуть или поехать быстрее. Все понятно?

Дождавшись утвердительного кивка, Шун забрался в карету и крикнул:

— Трогай!

Дальнейший путь проходил под его слепым руководством:

— Быстрее. Не так быстро. Да, теперь хорошо. Прямо. Теперь чуть медленнее и направо. Прямо и быстрее. Тут должен быть какой-то звук другой, словно по мосту проезжаем. Да. Это оно. Теперь налево, вперед и быстрее, пока не окажемся в богатом районе. Теперь тише. Сейчас налево и медленно вперед. Еще немного. Стоп.

Шун выбрался из кареты и огляделся. Насколько он помнил, именно здесь карета поворачивала налево, въезжая во двор. В десяти метрах от них действительно имелись ворота. Заплатив вознице, Шун отпустил его, а сам решительно зашагал к воротам. Он готов был даже перелезть через них, если привратник откажется его пропускать, но тут ему повезло. Ворота оказались приоткрыты, и никакого привратника возле них не наблюдалось, зато перед ступеньками, ведущими в дом, стояла карета без гербов и телега, на которую слуги сносили господские вещи.

В груди дракона сжалось сердце, когда он представил себе, что опоздал, но теперь думать и бояться было некогда. Надо было идти вперед и все самому выяснить.

Двенадцать ступенек вверх. Большой холл, шаги в котором рождают эхо. Сорок два шага по холлу привели его к лестнице. Тридцать шесть ступенек — и вот уже Шун на втором этаже. Мимо сновали слуги, но никто из них даже не подумал остановить дракона или хотя бы поинтересоваться тем, что он здесь делает. Все были поглощены работой, так что Шун беспрепятственно прошел дальше, отсчитывая шаги. Еще семьдесят шесть шагов по коридору — и дракон оказался перед двойными дверями, которые толкнул, немного поколебавшись, но все же решив не стучать.

Нио, одетый во все тот же строгий костюм, стоял спиной к Шуну, облокотившись о мраморный камин. Огонь в нем не горел, но оборотень не отрывал взгляд от черного пепла, который слуги не убрали с утра, занятые предстоящим отъездом хозяина.

— Нам надо поговорить. — Шун решительно прошел в комнату и запер дверь на задвижку, чтобы им никто не помешал, а оборотень, только сейчас заметивший незваного гостя, вздрогнул и обернулся.

— Что Вы тут делаете?

— Пришел рассказать тебе кое-что.

— Немедленно покиньте мой дом. — Подбородок Нио гордо вздернут, а руки сжаты в кулаки, выдавая его волнение.

— Нет, пока не расскажу тебе все, что хотел. Так что сядь и слушай. Все началось с того…

Когда Шун закончил свой рассказ об их знакомстве, оборотень с бледным лицом и тусклым взглядом все так же сидел в кресле.

— Это все? — осведомился он холодно.

— Нет, не все. Шрамы могут быть не только на теле, — услышав эти слова, Пайрис вздрогнул и еще больше побледнел, но дракон еще не закончил, — но и на душе. У тебя обезображено тело. Да, это больно и страшно, но у меня тоже есть своя боль. Я не говорю, что она больше твоей. Вовсе нет. Она просто другая. Я дракон, который… — Шун сделал глубокий вдох и все же закончил признание, — который боится высоты.

— Что? — Впервые с того момента, как Шун вошел в комнату, на лице оборотня проступило какое-то иное выражение, помимо холодного безразличия. Пусть это было удивление. Пусть. Главное, что его каменная маска треснула, давая чувствам прорваться наружу.

— Да. Я боюсь высоты. Когда был маленьким, очень хотел доказать братьям, что не хуже них, и спрыгнул с крыши. Крылья были еще слишком слабы, чтобы удержать меня в воздухе, и я рухнул вниз, ломая себе все, что только можно было сломать. Мне не надо объяснять тебе, что такое боль и страх. Кто-то учится жить с ними, кто-то преодолевает их, а я не смог. Я так и не переборол ужас падения, когда, выздоровев, поднялся на крышу. Я не могу летать. Не могу довериться своим крыльям, потому что страх перед высотой и видение моих изломанных крыльев навсегда остались со мной.

Немного помолчав и переведя дыхание, Шун продолжил рассказ-исповедь:

— Двадцать восемь лет я прожил в доме родителей, ежедневно чувствуя жалость своих родных. По их обоюдному решению рядом со мной не велось никаких разговоров о небе, полетах или чем-то подобном. А если я входил в комнату, они сразу же все замолкали, отводя взгляды. И эти фальшивые улыбки… я буквально начал задыхаться в том доме, так что, когда мне исполнилось сорок, я сбежал из дома, так и не дождавшись совершеннолетия. Просто не смог больше там находиться. Долго бродил по странам, пока не осел в этом городе. Вот, собственно, и вся моя история.

— А сколько тебе сейчас? — Нио сидел на стуле, прикрыв глаза, но его голос дрожал от волнения.

— Двести тринадцать. И еще. Те картины… это я их рисовал. Вот и все, что я хотел тебе сказать.

Шун с надеждой поглядел в лицо оборотню, но тот так и не открыл глаза, не говоря уже о чем-то ином. Поняв, что ничего больше он сейчас не добьется, Шун поднялся.

— Я… — боль терзала его душу, но облегчить ее не было никакой возможности — тот, от кого зависела его жизнь и счастье, просто отказался от него, как и от его подарка, — пойду.

Когда Шун был уже у двери, его остановил тихий, едва различимый шепот:

— Мне сорок. А шрамы… это сделал мой… отец, когда мне было двадцать два.

Шун замер в дверях, боясь пошевелиться. Даже дышать боялся громко, чтобы не спугнуть.

— Высшие оборотни умеют превращаться едва ли не с пеленок. А я не мог. Никто не знает почему. Меня показывали врачам и магам, но никто не находил объяснения моей… ненормальности. Старший наследник главы клана не может быть недооборотнем. Отец долго терпел, а потом решил, что мне нужен стимул. Он сказал, что, как только я обращусь — все прекратится и на мне ни единой метки не останется.