Настя Чацкая - Платина и шоколад [СИ]

Он покачал головой под удивлённым взглядом девушки, а затем бросил через плечо, возобновляя шаг:

— Я не шучу, грязнокровка. Хватит за мной тащиться.

И зашагал по коридору, на этот раз не оборачиваясь.

Первый разговор за две недели — коту под хвост!

Живоглот поднял голову и зевнул, поглядывая на Гермиону. Везунчик. Всё, что интересовало это животное — сон и еда. И в определённые моменты Гермиона отчаянно ему завидовала.

Она только что вернулась в гостиную. Тихо произнесла Жёлтой Даме пароль и, стаскивая с плеча на ходу сумку, направилась в свою комнату, стараясь не слишком шуметь. Точнее, она отметила это за собой против воли.

Шла на цыпочках через гостиную. Так глупо и… раздражающе. Будто боясь потревожить кого-то.

Постойте. Кого-то ? Она не хотела сталкиваться с Малфоем, конечно.

Снова. И поэтому теперь почти кралась в свою комнату, жутко злясь на своё глупое поведение.

Со времени их встречи в коридоре у Большого зала прошло два урока. На второй слизеринец и вовсе не явился; Гермиона подумала, что, возможно, он вернулся сюда, в Башню старост. Хотя… для чего? Вряд ли забыл учебник или же что-то иное.

Чуть прикусывая край губы, она замерла, прикрыла за собой дверь в спальню и прислушалась.

Тишина.

Можно было вернуться к праведному негодованию, которое дополнилось ещё и мыслью о том, насколько Гермиона съехала с катушек, что боится создавать какой-либо шум, дабы не доставить ему неудобств. Прошло не больше двух недель, а она уже чувствовала себя уставшей и странно задавленной невидимым одеялом. Будто кто-то усиленно её душил.

Мерлин. Такое чувство, будто это всё происходит не с ней.

Гарри и Рон, узнав, кто в этом году будет старостой мальчиков, а следовательно — соседом их подруги, целый день зачем-то рвались «намылить долбанному Малфою шею». Гермионе стоило немалых усилий наконец-то усадить их перед собой и вывести на серьёзный разговор. Относительно мотивов МакГонагалл и Дамблдора, которые выбрали Малфоя на место старосты.

— Да ты послушай себя! — Гарри отбросил «Ежедневный Пророк» на диван и вскочил, расхаживая от журнального столика до камина и обратно. — Какого фига? Мало того, что теперь на тебе висит втрое больше обязанностей, так ещё и… это ! Не смей становиться на сторону этого ублюдка, ясно?

Девушка чуть не подавилась кусочком шоколада, который в этот момент с удовольствием пережёвывала. В родной гостиной было привычно и спокойно. Невольно задумаешься: а сколько всего она повидала? Сколько разговоров слышала?

И данный разговор очень не нравился Гермионе.

— Что? Становиться на его сторону?

Гарри злобно уставился на подругу, будто та только и делала, что выгораживала чёртова Малфоя.

— Я не собираюсь… и не поддерживаю его вовсе. Как ты вообще мог… — она запнулась, что говорило об активной работе мысли. Однако в следующий же момент собралась и нахмурилась. — Мне глубоко плевать . Можете отколошматить его хоть до полусмерти. Единственное… Я бы не хотела расстраивать профессора МакГонагалл. Последние события доставили слишком много проблем школе, да и ей в частности. Они с Дамблдором и так стараются…

Она заметила скептические выражения лиц друзей и, раздражённо передёрнув плечами, подняла подбородок, как делала всегда, когда была чем-то недовольна.

— Я не собираюсь добавлять декану нашего факультета дополнительную головную боль. И вам не позволю. Надеюсь, это ясно, — строгая чеканка текста. Истинно по-грейнджерски. Мальчики переглянулись.

— Если этот урод хоть как-то… хотя бы что-то… — Уизли напряженно смотрел на девушку. — Пообещай, что скажешь, если он посмеет…

— Он ничего не сделает, Рональд. Мы не пересекаемся даже .

— Вчера только приехали, ты хотела сказать. Я имел в виду будущее. Мы с Гарри не дадим тебя в обиду этому… уроду.

Гермиона закатила глаза и против воли улыбнулась, подавляя в себе внезапное желание обнять Рона. Нелепого и рыжего. Кажется, напуганного даже больше, чем она.

— Вы знаете, я смогу за себя постоять. Всё будет в порядке.

— Пообещай, — подал голос Гарри, который ещё стоял перед ними, раздраженный и поджимающий губы. Он переживал за неё.

Оба переживали.

— Хорошо. Я скажу, если он… будет вести себя… неприемлемо, — и подумала, что слизеринец всегда ведёт себя неприемлемо. Даже с МакГонагалл он разговаривает так, будто стоит на одной ступени с ней.

Но, кажется, после этих слов мальчики успокоились. И это успокоило её саму.

Вечером Гермиона собралась с силами и уверенным шагом подошла к двери в его комнату. Нужно было передать расписание и распределение факультетов. Кашлянула, чтобы прочистить горло. Занесла руку над тёмной древесиной и застыла, понимая, что сейчас снова столкнётся со взглядом Малфоя. Презрительным и ледяным, как декабрьский порыв ветра.

Нет. Она не хочет его видеть.

И не это самое ужасное. А скорее то, что он даже не выслушает её. Скажет проваливать, и она снова почувствует это на себе. Как грязь. Его превосходство.

За дверью раздались тихие шаги, и Гремиона вздрогнула, быстро попятившись, почти против воли.

Перепрыгивая через несколько ступенек за раз, она вернулась в гостиную, ощущая, что сердце колотится о ребра, а спина покрылась прохладными мурашками.

Волнение дрожало под кожей и в груди, будто девушка только что забралась в берлогу к спящему медведю и выбралась оттуда целой и невредимой, едва не наступив зверю на нос.

Запоздало подумала, что можно было бы подсунуть график под дверь, но в таком случае она рисковала дать ему ещё больший повод быть высмеянной им. А на кой чёрт ей это нужно? Лучше оставить всё здесь.

И решительно вздёрнув подбородок, она бросила плотно сложенные пергаменты на журнальный столик, прислушиваясь к бумажному шлепку. Разворачиваясь и следуя к своей лестнице.

Он не слепой. Заметит, если захочет. А нет — так это и не забота Гермионы вовсе. Малфой не маленький мальчик, чтобы следить за каждым его действием.

Затем вернулась в свою комнату, и время сожрало четырнадцать дней учёбы и пребывания в Хогвартсе.

Две недели. Они по-прежнему не общались.

Это был их первый разговор с глазу на глаз. Который закончился брошенным небрежно: «Хватит за мной тащиться».

Малфой запретил подходить к нему на людях.

Будто она была прокажённой. Как будто ей это было нужно! Да она была только счастлива забыть о существовании этого заносчивого кретина. Что бы ни происходило в его чистокровной семейке, на него это не повлияло никак. Кем был, тем и остался — кучей аристократичного дерьма.

На совместных уроках, которых было достаточно много, он даже не смотрел в её сторону. Он вообще не смотрел. Ни в Большом зале, ни во дворе, будто её не существовало. Лишь привычные огрызания, если кто-то из гриффиндорцев стоял на пути или же случайно задевал его локтем.