Иоганнес АЛЛЕН - ОДНАЖДЫ ЖАРКИМ ЛЕТОМ

– Надо посмотреть, – заявил он. – Рак может начаться с чего угодно.

То он говорил о концлагере, теперь – о болезнях, но я все-таки надеялась, что он перейдет к более оптимистическим темам. И вдруг:

– Мне нравится твое лицо и особенно – нос, – заметил он.

Но он же такой неудачной формы.

– А тебе во мне что-нибудь нравится?

– Что за вопрос. Чтобы ты знал у тебя отличные бицепсы.

– Потрогай.

Я потрогала с тихим трепетом. Он сделал так, что возникло ощущение, что под кожей туда сюда бегает мышка.

Вдалеке на самом горизонте появился красивый корабль.

– Если бы у нас был бинокль, – заметил Френсис.

Я тоже хотела что-то сказать, когда он открыл рот, мы повернулись друг к другу, и оба прервались на полуслове. Потом последовала длинная пауза, которая всегда предвещает важные события. Наши губы были только в нескольких дюймах друг от друга, легкое движение, и они встретились. Я упала навзничь и успела только подумать, что в мокрые волосы набьется песок. Френсис не отпускал меня, и я перестала думать о чем бы то ни было. Он просунул мне язык между зубами, у его губ был соленый вкус, и поцелуй длился так долго, что мне показалось, что сердце перестало биться. Может, все дело в лете, солнце и море, из-за которых все казалось таким удивительным и прекрасным, но я знала, что никогда прежде не получала такого наслаждения от поцелуя с мужчиной. Но все-таки я оттолкнула его и села.

– Хелен… – прошептал он.

– Нет, это все. Побежим к твоему каноэ. Пошли.

Я боялась, что не смогу остановиться. Мужчины почему-то думают, что девчонки очень холодны и расчетливы, но это совсем не так – мы также легко теряем голову.

Когда мы добежали до каноэ, очарование пропало. Теперь я контролировала свои чувства. Он прыгнул в лодку и сказал:

– Я приеду завтра в это же время, – и помахал рукой.

Вечером я ощущала себя слишком усталой, чтобы куда-то идти, и просидела весь вечер, качаясь в плетеном кресле. Берти болтала о людях, которых встретила на корте, но я не слушала. «Это серьезно, – думала я. Он зацепил меня, здорово зацепил. Сколько времени? О, целых двенадцать часов ждать, пока он снова появится. Френсис. Боже мой, да я даже не узнала его фамилию!» Завтра утром надо как-то избавиться от Берти. Ее ни в коем случае нельзя было посвящать в мой секрет. Он был только мой собственный. Но все же мне хотелось с кем-то поделиться, ведь меня переполняла радость и счастье. Я встала и направилась в комнату Нелли. Она вязала.

– Нелли, я влюбилась.

– Неужели, – равнодушно заметила она, даже не поднимая глаз.

– Ты что не понимаешь?! Влюбилась!

– Я тебя слышала. И что – он красивый?

– Красивый! Ты помнишь фотографию греческой статуи, которую я показывала тебе весной? Он очень на нее похож.

– Неужели?

– Только профиль более острый.

– И как его зовут?

– Френсис.

– И что еще?

– Не знаю.

– И как я должна реагировать?

– Хотя бы поздравь меня для начала.

– Не рановато? Тебе надо сначала заполучить его.

– Заполучить? Но он завтра придет.

– Да, в начале они всегда являются регулярно., – Ну ты просто невозможна, – закричала я и выскочила из комнаты.

Когда я легла спать, то еще раз все обдумала. «То, что случилось сегодня с тобой, – сказала я себе, – происходит когда-нибудь с каждой женщиной. Просто к тебе это пришло немножко рано – это самая важная встреча в твоей жизни, счастье продлится всю жизнь. Некоторые часто влюбляются, но ты не такая. Это будет чистое и светлое чувство – великий дар. Как можно так горько говорить о любви, как Нелли?» Я все время вспоминала его лицо – прямой нос, прекрасные голубые глаза, чувственный рот (он хотел быть доктором – замечательно!). Может быть, лицо было слишком тонким… Но тело – о, это тело! Ему прекрасно пойдет белый халат.

Наутро Берти сама облегчила мне задачу, заявив, что идет играть в теннис. Я сказала, что устала и не поеду с ней. Мама поджаривала себя в личной бухточке, дядя Хенинг уехал, а папа отправился на деловое свидание. Словом, на берегу была только мама, но я могла отправиться севернее, а там обычно никто не купался.

С утра поднялся небольшой ветерок, и это позволило морю показать, что у него тоже есть характер и случается плохое настроение. Ленивые волны с шумом накатывали на берег, таща за собой гребень белой пены, и берег выходил из их объятий новым и волнующим. Наверняка волны принесли янтарь, и я стала искать эти золотые камни, едва соображая, чего я на самом деле ищу.

Каноэ появилось во время ланча. У Френсиса был такой вид, будто ему принадлежало целое побережье, все небо и море.

– Гляди – я поймал пару рыбешек, – сообщил он, показывая мне эти серебристые создания. – Слишком маленькие, чтобы есть – отпущу их в море.

– А я собираю янтарь и ракушки для ожерелья, – сообщила я, как будто это было правдой.

– Давай пойдем на север, там этого добра больше.

Мы пошли по песку, глядя себе под ноги. У него были такие тесные плавки, что я невольно задумалась – как он влезает в них. На мне был желтый раздельный купальник.

– Ты что-нибудь ела? – поинтересовался он.

– Да, – соврала я. – Я невероятно много ем.

Он нашел дюжину красивых ракушек, и ссыпал их мне в ладони, как искатели бриллиантов или золотодобытчики в книгах обращаются с сокровищами. Он снова улыбался милой застенчивой улыбкой.

– Давай поищем безветренное место, – предложил он. – Я знаю тут одно неподалеку.

Он привел меня в небольшую лощину между дюнами, поросшую свежей зеленой травой. Песок лежал ровными волнами, показывая, что тут давным-давно не ступала нога человека. Я легла на живот, подперев голову ладонями, с удовольствием зарыв ступни в песок. Он посмотрел на меня со странной серьезностью, потом дотронулся пальцем до моей щеки и нежно обвел линию подбородка.

– По-моему, у тебя самая красивая на свете шея, – сказал он. – Я вижу каждую вену и жилку, которые бьются под кожей.

Я не ответила, а он продолжил ласки.

– Не понимаю.

– Что?

– Почему такая девушка ходит одна по берегу, и за ней не вьется целая ватага поклонников.

– Случай. Я люблю одиночество.

– Когда я был маленьким, то мы всегда проводили лето в Фансе, и я тоже любил гулять один по берегу. Какая бы ни была погода. Когда завывал ветер и бесновались волны, я громко пел, пел, пока мне не начинало казаться, что легкие вот-вот разорвутся. Пел всякие дурацкие слова на какую-то несуществующую дикую мелодию. Что-нибудь вроде «Дин-до, бу-ум, бабах!» Понимаешь?

– Да, отлично понимаю. Он подвинулся ближе.

– Хелен, я так рад, что мы нашли друг друга.

– Правда?

– Да. Представь себе, что я не пошел бы в тот вечер на танцы и не встретил бы тебя.

– Значит встретил бы кого-нибудь другого.