Кристина Амарант - Будь моей игрушкой [СИ]

— Пойдем, — он сжал ее ладонь и потянул за собой.

— Нас ждут в храме.

Дженни шагала — равнодушно переставляя ноги, как кукла, ведомая кукловодом. Кровь стучала в висках, на лбу выступила испарина и руки стали ледяными от страха. Скрытая в глубине души волчица выла, захлебывалась от тоски, бессилия и ярости.

Не желала соглашаться с навязанным союзом.

Как он мог?! Как Чарли, мог так с ней поступить?! — Чарли, пожалуйста, не надо. Отмени приказ! Он мимоходом мазнул по ней взглядом и успокаивающе улыбнулся.

— Я буду о тебе заботиться. Стану хорошим мужем, сама убедишься! Она не хочет убеждаться. Не хочет знать каким мужем станет бывший друг, бывший любимый. Дженни вообще не верит, что из принуждения может вырасти что-то хорошее.

— Ты же этого хотела. Ты влюблена в меня, Дженни.

Он знал! Знал, но молчал, не говоря ни «да», ни «нет». Не подпускал, но держал ее поблизости. Так, чтобы всегда можно было дотянуться. Попросить о помощи, послать к демону за расписками… — Если ты это сделаешь, я тебя не прощу! Никогда! — Ты ведешь себя как ребенок, Дженни. Пора повзрослеть.

— Я не хочу! Слышишь, ты… Не смей делать этого для моей пользы! — Дженни, прекрати, — в его голосе снова зазвучал металл.

— Даже если ди Форкалонен и кажется тебе привлекательным, он — зло. И я спасу тебя от него. Позже ты все поймешь и скажешь мне спасибо.

Он дернул ее за руку и зашагал быстрее, заставляя почти бежать за ним.

Чувство ненависти к Чарли было незнакомым. Оно причиняло боль. Дженни слишком долго любила его, слишком долго восхищалась. Ненавидеть оборотня было все равно что возненавидеть частичку себя.

— Я все равно не соглашусь! Скажу «нет» перед алтарем, — это прозвучало жалко. Как будто Дженни пыталась убедить себя и получалось как-то не очень… Оборотень вздохнул, словно отягощенный годами отец семейства, который устал от капризов дочери. По его лицу было видно, что он ни на секунду не поверил в угрозу.

Дженни сама себе не верила. Лишиться клана — страшно.

Самый жуткий кошмар любого волка. А уж не просто лишиться клана, но добровольно стать изгоем?! Предателем в глазах других волков?! Немыслимо. Многие оборотни предпочтут смерть такой участи.

И его даже не волнует, что если Дженни пожалуется, старейшины почти наверняка осудят такое злоупотребление властью вожака. Лишат его права наследования, а то и вовсе объявят изгнанником.

Правильно, потому что Дженни к тому моменту уже будет его женой.

Впереди показался острый шпиль храма, и девушка споткнулась, чувствуя невыносимое желание разрыдаться.

Неужели все действительно так и случится? Она войдет внутрь, повторит клятву, впишет кровью свое имя в круг рядом с именем Чарли, навсегда связывая судьбы? Действительно сделает это?! Сделает. Потому что оглашенный Императив невидимым клеймом лежит на теле. Жжет, намекая, что станет ценой ее отказа.

Чарли успокаивающе сжал пальцы, словно желал приободрить. На его лице снова появилось эту дурацкое пафосное выражение. Герой древности, готовый умереть за правое дело, да и только.

Они поднялись по ступеням, шагнули в сумрачную прохладу храма.

Близнецы Питер и Алекс Маккенрой уже ждали здесь. Два молодых волка, тоже сыновья вожака — традиции обучать молодняк в самой престижной академии страны так или иначе придерживались все кланы. Ждал и жрец — хрупкий белобрысый сильф, на вид почти ровесник Дженни. Только глаза в тонкой сеточке морщин выдавали его истинный возраст. Особенность расы: сильфы до глубокой старости кажутся юнцами, а потом очень быстро превращаются в сморщенных карликов.

— Ты бы еще дольше возился, Маккензи, — недовольно фыркнул один из близнецов. Кажется, это был Алекс, но Дженни не поручилась бы за это.

— Уже полчаса ждем. Сам сказал к одиннадцати!

— Извини, — Чарли улыбнулся.

— Но теперь мы здесь, и можно начинать.

Питер покосился на Дженни и поморщился. На его лице было написано, что приятель, по его мнению, совершает большую ошибку, выбрав в жены полукровку. Однако подобные сомнения, озвученные в присутствии избранницы волка, тянули на оскорбление, поэтому оборотень промолчал.

Жрец зажег свечи, ударил позолоченным молоточком в гонг у алтаря и начал обряд.

С каждым словом ощущение маскарадности, неправильности всего происходящего становилось нестерпимым. Она не хочет, не должна выходить замуж за Чарли! Это подло — выкручивать руки, заставляя принять навязанную защиту! — Согласна ли ты, Дженнифер Рейд, быть со своим избранником в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и здравии? Взгляд у жреца был пронзительный. Словно протыкал насквозь двумя дротиками. Дженни сглотнула, открыла рот и снова закрыла. Чарли укоризненно покосился на нее.

Жрец ждал. Ждали, скучая, свидетели. Ждала статуя Богини-матери за алтарем, с немым укором глядя на глупых детей своих.

Пауза затягивалась.

Надо просто открыть рот и вытолкнуть одно короткое «Да».

Сейчас. А то молчание уже становится неприличным.

— Нет.

Звонкое эхо отказа еще таяло в воздухе, когда все тело скрутила острая вспышка боли. Девушка упала на колени, беспомощно открывая рот, как рыба на суше.

Растерянный вскрик. Изумленная матерщина. Жезл, выпавший из руки жреца и с тихим звоном покатившейся по каменным плитам. Все это было рядом и где-то далеко. За пределами вселенной, полной огня и боли.

В воздухе снова вспыхнули руны. Вспыхнули, чтобы осесть черным пеплом на тыльной стороне ладоней. Отпечатком, выжженным клеймом.

Перечеркнутый круг — символ предателей и изгоев.

Наказание для отступников, знак для остальных волков.

Предавшему своего вожака и свою стаю не скрыться, не обмануть других волков.

— Дженни, — потрясенно и беспомощно пробормотал Чарли, протягивая к ней руки.

Он больше не походил на героя, скорее уж на испуганного мальчишку. Кровь отхлынула от лица, в широко распахнутых глазах плескался даже не страх — животный ужас.

Она отшвырнула его руку с ненавистью. Слезы стояли в горле горьким комом, а сердце разрывало чувство бесконечной невозвратной потери.

— Не трогай меня, Чарльз Маккензи, — от непролитых слез голос звучал сдавленно.

— Не подходи, не смей даже смотреть в мою сторону. Никогда.

Нет, она не будет рыдать тут, в храме на глазах у трех волков и одного жреца. У нее тоже есть гордость. Дженни поднялась и, пошатываясь, направилась к выходу. Нестерпимо яркое осеннее солнце ударило по глазам, выжигая так и невыплаканные слезы Вот и все. У Дженни больше нет клана. Нет семьи.

Больше не Маккензи.

Совсем одна.