Алина Углицкая - Единственная для Барса

Шаги замерли у нее за спиной.

Лика нервно закусила губу. До боли, чтобы взять себя в руки.

Там, позади, стоял человек, который косвенно был виноват в смерти ее матери.

Человек, который отказался от нее, выбросил из своей жизни, как ненужный хлам.

И если мотивы Кирилла она еще могла скрепя сердце понять и простить, потому что любила, то его…

Сердце замерло, когда Андрулеску заговорил. Его голос был низким, раскатистым, похожим на рык крупного хищника. А слова ледяными глыбами падали в пустоту:

— Анжелика… Жаль, что ты проигнорировала все мои приглашения. Мы могли бы избежать многих недоразумений. Но раз уж ты здесь… — Антуан на секунду запнулся. Не от волнения, нет, просто искал правильные слова, которые не прозвучали бы, как приказ. Ведь он давным-давно разучился о чем-то просить. Особенно женщин. — Ты не уйдешь, не выслушав меня.

С тихим вздохом Лика положила руки на грудь Кириллу. В ее ладонях отозвалось сильное и размеренное биение его сердца, и это вселило в нее уверенность в правильности решения.

Если она сейчас не оглянется, не выслушает отца, не даст ему шанс оправдаться, то сомнения и неуверенность будут преследовать ее всю оставшуюся жизнь. Она должна узнать правду. По крайней мере, одну из ее сторон.

Стромов с тревогой заглянул ей в глаза, и ее взгляд подтвердил: «Да, ей это нужно».

Нужно подойти к этому человеку, посмотреть ему в лицо и понять, чем он руководствовался, причиняя боль самым близким.

— Я рядом, — шепнул Кирилл и, едва заметно кивнув, отпустил ее.

Лика развернулась к отцу.

Их взгляды скрестились на долю секунды. Сошлись, будто два пехотинца в бою, высекая почти ощутимые искры. Воздух вокруг опасно сгустился, пронизанный этими искрами, казалось, он вот-вот заискрится от напряжения.

Взгляд Андрулеску — тяжелый, пронзительный — прошил Лику насквозь, выворачивая ее душу наизнанку, обнажая каждый уголок. Но девушка выдержала, не опустила глаза. Она смотрела открыто и твердо, и в ее взгляде не было и тени страха.

По лицу Мастера мелькнуло легкое удивление. Еще ни одна женщина не смотрела ему в лицо с таким хладнокровием. Но он тут же напомнил себе: это не просто женщина, это его взрослая дочь, и в ее жилах течет та же самая кровь, что сделала его таким, как он есть.

— Да, — Лика вздернула подбородок, — нам нужно поговорить.

Спрятав эмоции под маской бесстрастия, она продолжала удерживать его взгляд. И от нее не укрылось его удивление.

— Если о твоей матери…

— Нет, — она резко оборвала его. Об этом он ей расскажет потом, наедине, когда их не будет слушать толпа незнакомых мужчин. Пусть личная жизнь родителей останется личной, не стоит ее обсуждать при свидетелях. — О Захаре Стромове. Я хочу знать, что с ним произошло, и какое вы имеете к этому отношение.

От нее не укрылось, как вздрогнул Кирилл. Вздрогнул, точно его ударили. Он явно не ожидал такого вопроса.

Андрулеску тяжело усмехнулся:

— Вы? Моя дочь называет меня на «Вы».

Она прищурилась, но мысль развивать не стала. Просто стояла и ждала, что он скажет в свое оправдание.

Антуан обвел взглядом вокруг себя. Его люди окружили их плотным кольцом, но у каждого на лице был написан тот же вопрос. Все эти парни были детьми, когда случилась трагедия, никто из них не знал даже тысячной доли той правды, которая была известна ему.

Да, он знал слишком много. И порой эти знания не давали спать по ночам. Но каждый раз, вспоминая те дни, он сознательно убеждал себя в том, что все сделал правильно.

Что значит жизнь одного, когда на кону выживание целой расы?

— Ладно. — Он потер подбородок. Краем глаза заметил, как, почти не дыша, подался вперед Стромов — и снова мысленно удивился, как этот мальчишка похож на отца. Опасное сходство. — Столько воды с тех пор утекло… Не вижу причины и дальше хранить секреты. Всем известно, что Захар Стромов был первым главой Химнесса?

— Да.

— Отлично. Но его не выбирали голосованием или еще каким-нибудь способом, который практикуют в таких случаях. Просто он на тот момент был самым старшим из нас. Из тех, что остались в живых после повальной утилизации. И власти назначили его на место главы, а я стал его правой рукой.

— Приором, — подсказал Кирилл, буравя его неприязненным взглядом.

— Да, приором. Глава — это мозг резервации, ее идейный лидер, вожак — называй, как хочешь. Суть не меняется. А приор — его руки и ноги. Захар приказывал — я исполнял, но скоро стало ясно, что человеческого в нем еще меньше, чем в нас. Но главное — он не хотел договариваться с людьми. Он их ненавидел.

— А моя мать? — перебил Стромов.

Антуан бросил на него красноречивый взгляд.

— Твоя мать была его парой. Думаю, тебе не стоит объяснять, что это значит? Но даже с ней он несколько раз терял контроль над собой. Его агрессия порой была беспричинной, но она стоила многих жизней.

— Врешь!

Кирилл сделал в его сторону пару шагов. Кто-то попытался его остановить, но он, не глядя, оттолкнул чужую руку.

Антуан медленно покачал головой:

— Это правда. На одной из встреч твой отец сорвался и напал на представителя властей. Мужчина умер почти мгновенно: Захар сломал ему шею прежде, чем кто-то смог его остановить. В ответ телохранители чиновника открыли огонь по толпе. Было убито около десятка веров и две женщины из числа звериных невест. После этого несколько лет человеческие девушки не желали к нам приезжать. Никто не желал. Нас боялись. Мы оказались отрезанными от всего мира, но Захар убедил всех, что для нас это только лучше. На тот момент никто даже не представлял, каково это — жить в такой изоляции. Это сейчас с нами торгуют, общаются, у нас есть больницы и интернет. А тогда? За несколько месяцев мы опустились до уровня пещерных людей. Сначала нам отрубили электричество, потом не стало горючего. Мы остались без света, без связи с внешним миром. Да, мы пытались наладить быт, делать хоть что-то, но все понимали, что это бессмысленно. Нас оставили здесь умирать!

Лика потрясенно молчала. В словах отца, этого закоренелого негодяя, ей послышался крик души. И в ответ на это в памяти что-то откликнулось.

— Да, я что-то такое помню… — прошептала она. — Этого не было в учебнике по истории Химнесса, но наш профессор как-то обмолвился, что авторы намеренно удалили некоторые эпизоды. Мол, есть вещи, о которых потомкам не стоит знать.

— Вот именно. — Взгляд Андрулеску припечатал Кирилла к земле. — С нами осталось два человека. Это были работники лаборатории, которые не успели покинуть остров. Их банально забыли. Захар приказал их убить, но в тот день ко мне пришла твоя мать, Кирилл. Она просила помочь им укрыться. Одним из этих людей был Павел Мещерский, вторым — его ассистент Генри Нейман. Они смогли реанимировать старую рацию и связаться людьми. Рассказали, что здесь происходит. Точнее, это я их заставил. Мне надоело смотреть, как мы превращаемся в свору диких собак, как самые рассудительные из нас превращаются в агрессивных чудовищ.