Хелена Хайд - Королевский контракт, или Битва за Золушку [СИ]

Выплыв на террасу под руку с незнакомцем, я глубоко вдохнула приятно пахнущий грядущей весной воздух и отметила, что ночь в самом деле очень красивая, теплая. Хотелось не просто любоваться ею, а раствориться в этом робком очаровании пробуждающейся природы.

— Если замерзните, говорите, — проговорил мужчина, легко приобнимая меня за талию.

— Хорошо, — мило кивнула я, встретившись с ним взглядами. И поняла, что он смотрит на меня, словно одержимый.

— Знаете, Зельда, я будто сошел с ума, — прошептал он, коснувшись моих волос изящными ухоженными пальцами. — Вы очень напоминаете мне… одну мою старую знакомую. Только вот вы еще прекраснее, чем была она.

— Я могла ее знать?

— Не думаю, — покачал головой мужчина, скользнув ладонью по моей щеке. — Это было очень много лет назад. Еще когда вы были совсем ребенком, она покинула страну, и больше не вернулась. Просто исчезла из этого мира. И… возможно, я просто забыл те чувства, что когда-то испытывал к ней. Но отчего-то мне кажется, что к вам меня тянет еще сильнее, чем тогда, совсем мальчишкой, тянуло к той девушке, — горячо выдохнул он, с затуманенным взглядом подавшись вперед, прямо к моим губам, которые страстно захватил.

От того, как этот человек целовался, у меня тут же подкосило коленки, и я пошатнулась. Но сильная рука, лежавшая на моей талии, лишь прижала к нему мое хрупкое тело. И я ощутила это: неподдельное, нескрываемое желание. Дрожь неутолимой мужской жажды, которой било крепкую, широкую грудь. Этому просто невозможно было не поддаться, невозможно не ответить на такой поцелуй. Потому я, сплетаясь с незнакомцем языками, активно порхала губами, ловя каждое движение его губ.

— Кажется, я пропал, — выдохнул он, стягивая с лица бархатную полумаску, которая очевидно мешала ему. И уже секунду спустя продолжил целовать меня, вот только на этот раз я задрожала еще сильнее и остолбенела от шока.

…Это был он. Эдвард Блейд, тридцать семь лет, вдовец. Король Арчесара.

После того, как мы вернулись с бала, Валентин с сыновьями содрали с меня платье, едва переступив порог дома. И долго, остервенело насиловали меня — то по очереди, а то и по двое-трое одновременно. Когда же мужчины наконец выдохлись и оставили меня в покое, я едва сумела доползти до своей постели. На теле остались следы — ссадины, синяки, красные полосы. Все их, конечно же, прикроют лохмотья, которые я носила изо дня в день. А мужской запах с кожи можно будет смыть. Да и беременности от этих ублюдков не нужно бояться — дети от меня им были не нужны, так что каждый раз, прежде чем начинать свои забавы, они использовали специальные зелья-контрацептивы, которыми смазывали меня, прежде чем войти.

Казалось бы, все как всегда, ничего нового. Разве что значительно жестче, чем обычно.

И все же (возможно из-за воспоминаний о бале, благодаря которому я в самом деле почувствовала себя иначе, не грязной вещью), сейчас мне особенно сильно хотелось плакать.

Но слез показывать нельзя, я уже давно это уяснила. Только встать, сжав руку в кулак, и жить дальше, стараясь не думать о том, что случилось… и случится еще не раз. Бал дал смутную надежду — нескольких видных женихов мне удалось очаровать. Возможно какой-нибудь из них вскоре предложит замужество и "выторгует" меня у опекуна. Нельзя терять надежду, ни в коем случае.

Глубоко вдохнув, я привела себя в порядок после непродолжительного отдыха и, завязав посеревший фартук, приступила к ежедневной уборке. Кроме меня, Валентин держал еще несколько слуг, вот только все они были наняты уже после того, как мать Зельды умерла, и не знали, что я отличаюсь от них чем-либо, кроме изрядной любви хозяев позабавиться со мной. Это были горожане, приходившие на работу к восьми утра и уходившие после ужина. Я единственная жила здесь круглосуточно, обслуживая господ в любое время… и любым способом. То, что я дочь настоящих хозяев дома, говорить мне им, естественно запрещалось… да и вообще не позволялось особо разговаривать с ними. Потому единственное, что у меня было, это одиночество и работа по дому.

Весь день Валентин с сыновьями отсыпались после бала, так что я понадеялась, что наигравшись по возвращении, они хотя бы сегодня не тронут меня. Главное не провоцировать их, быть тише воды.

Когда прочие слуги ушли, я осталась с ними одна и домывала посуду, когда раздался гулкий дверной звоночек. Торопливо вытерев руки, я подбежала ко входу и робко спросила:

— Кто там?

— У меня дело к Валентину Грейд, — прозвучал в ответ голос, показавшийся знакомым. Нахмурив брови, я отворила… и обомлела.

На пороге стоял король Арчесара собственной персоной.

…И похоже созерцание меня в лохмотьях стало для него сюрпризом, который даже не успел вызвать каких-либо эмоций просто потому, что шок затмил их все. — Зельда? — наконец протянул он, кажется пытаясь для начала просто поверить своим глазам.

— Да, ваше величество, — шепнула я, и в реверансе бросила на него несмелый взгляд из-под пышных ресниц.

— Что здесь происходит? — проговорил мужчина, не в силах пошевелиться. — Ведь ты же… дочь хозяев дома. Какого черта на тебе лохмотья какой-то чернавки?

— Это моя обычная повседневная одежда с тех пор, как умерла матушка, и хозяином стал ее второй муж, — прошептала я, для пущего эффекта сжав юбку дрожащими ручками.

— Так вот почему мне показалось на балу, что у тебя слишком загрубевшие пальцы… — выдохнул Эдвард Блейд, неожиданно взяв мои руки в свои ладони, чтобы поднести к губам. — Как он посмел?..

— Отчим и его сыновья были в своем праве, не более, — пробормотала я, несмело посмотрев ему в глаза, и в этот момент пытаясь выглядеть максимально жалостливо. — У них не было причин для доброты ко мне, потому в собственном доме я стала тем, что вы видите перед собой сейчас. Тогда, на балу, я впервые с похорон матушки надела красивое платье, и то мне было позволено лишь ради того, чтобы провести во дворец Валентина Грейда и его сыновей, чтобы те нашли себе там невест… а возможно и сам Валентин так же не прочь был присмотреть для себя новую жену с хорошим приданым.

— Не могу поверить, — выдохнул мужчина, сильнее сжимая мои руки… и тут заметил шрамы от порезов, которые на балу были скрыты бархатными напульсниками с легкими кружевами.

— Такой стала моя жизнь, ваше величество, — всхлипнула я, а через пару секунд, демонстративно поколебавшись, прошептала, стыдливо отведя взгляд: — А еще я уже давно не невинна. С той самой ночи, как похоронили мою мать. Тогда же и появились эти шрамы — к сожалению боги были слишком жестоки, чтобы позволить мне просто уйти от всего.

— Кто из них? — просычал король сквозь стиснутые зубы.