Ульяна Соболева - Непрощенная

- Ещё раз задашь этот вопрос – ты будешь следующим.

- Тебе станет от этого легче?

Взревел, вбивая кулак в стену с такой силой, что по ней трещины пошли.

- Утром выходим на Талладас. Войной идем. Собирать всё войско. Дозор выставить по всему периметру Адвера.

Я вышел из комнаты и тяжелой поступью пошел к лестнице, ведущей в подземелье. Хотел увидеть её в последний раз. В глаза суке этой посмотреть и сдохнуть там вместе с ней на грязном полу в проклятой клетке, а потом молиться Саанану или Геле, чтоб выжила после казни, или сойти с ума окончательно.

Я спустился вниз и теперь стоял напротив клетки, глядя в глаза той, кто превратила меня в проклятого предателя. Чувствовал, как по телу пробегают разряды статики и саднит под ребрами. Я физически чувствую, как она меня ломает, как кости трещат от понимания, что не могу от нее отступиться. Такая любовь сродни ненависти, иногда легче избавиться, чем гореть и поджариваться вечно, но я не мог. Я знал, что, убив её, не получу свободу. С её смертью ничего не изменится, я буду любить её и мертвой так же одержимо, если не сильнее. Легче не станет. Мне однозначно не станет, но это было бы справедливо по отношению к моему народу. Но с тех пор, как приблизился к ней, всё отошло на второй план. Народ, власть, государство. Стало вторичным. Зациклился на ней и не могу сбросить чары, не могу избавиться от наваждения. Проклятая лассарка вертит мной, как марионеткой, и я позволяю собой вертеть. Я уже почти ненавижу свой народ за то, что должен отступиться от неё ради них.

Сука. Смотреть на неё пытка, в глазах режет от этой красоты саананской. Даже босая в ободранном платье и с растрепанными волосами величественная, гордая и ослепительная. Услышала меня и поднялась с пола, придерживая тонкими пальцами подол платья. Не приближается, только смотрит, а я в её бирюзовых глазах себя ищу. Проклятое бездонное зеркало, где я уродлив настолько, что самого тошнит от собственного ничтожества. Шаг к решётке сделала, второй, а у меня её шаги бешеным биением сердца в висках отдают. Шагнул к ней, приблизился настолько, что камзол прутьев ржавых касается, и всё тело гореть начинает, покрывается вязкой паутиной. Обхватила решётку тонкими пальцами, смотрит на меня, и в бирюзе хрусталь рябит, мое отражение волнами расходится. Океан моей смерти и самого низменного падения. Я и сейчас готов плюнуть на все, содрать проклятый замок и вытащить её оттуда, спрятать подальше, не отдать никому. Рывком накрыл ее руки своими и сжал с бешеной силой, так что на бледном лице ниады отразилась гримаса боли, но она не вырвалась и не застонала… и не обожгла меня. Вот что сводило с ума – она меня больше не обжигала, и в голову лезли навязчивые слова мадорки, но я не хотел в это верить. Что она знает о ниадах? Ниады - тайна даже для астрелей, их создателей. Кому служит? О чем молится, по ком плачет и плачет ли?

- Делай то, что должен Рейн дас Даал, – тихо сказала, не отрывая от меня взгляда. Злит её решимость, бесит до дрожи. Если бы я делал всё, что должен, ты бы сейчас телепалась на позорном столбе, без кожного покрова, с развороченными внутренностями, и тебя бы живьем пожирали вороны. Валасский палач сделал бы всё, чтобы ты промучилась как можно дольше. Вот что я должен сделать. Притом давно. С того самого момента, как привез тебя в Адвер.

- Сделаю, девочка-смерть, можешь не сомневаться. – сжал пальцы ещё сильнее, а она подбородок вздернула и в глаза мне продолжает смотреть.

- Я не сомневаюсь в тебе…, - по щеке слеза катится и у меня внутри все переворачивается. Не могу видеть её слезы. Невыносимо. Пусть лучше кричит, как ненавидит, проклинает, обжигает. Что угодно, только не этот взгляд полный отчаянной боли.

- Боишься?

- Уже нет.

И пальцы с моими сплела, а я нахмурился, не понимая ни одного слова, сказанного ею. Всегда понимал. Между строк читал. А сейчас непонятна она мне. Я подвох чувствую и ложь ее каждой порой, как яд душу травит…только там, где сердце, боль становится невыносимой. Просунул руку и дернул ее к решётке так, что она щекой к прутьям прижалась.

- Напрасно. Умрёшь на рассвете. Страшной смертью умрёшь.

- Значит, так было нужно…это моя судьба. Тебе решать.

А мне пальцы на её шее сжать хочется, да так, чтоб прямо сейчас к моим ногам мертвая упала, чтоб не видеть с утра, как с неё кожу сдирать кнутом палач будет.

- Твоя судьба могла быть иной, - прохрипел я, зарываясь пальцами в её волосы, прижимаясь лицом к её лицу, накаляя прутья воспаленной кожей.

- Не могла…Рейн. Мы оба это знаем. Ещё с того момента, как первый раз увидела на берегу Тио, уже тогда не могла. И никогда не сможет.

Мое имя её голосом иначе звучит…мягко, жалобно. Что ж ты душу мне на куски кромсаешь, дрянь? Где ненависть твоя? Давай! Ну же выплесни на меня свой яд, отрави меня, разрежь на куски, вываляй в грязи! Дай возненавидеть в ответ, только не мучай больше.

- Зачем убила мальчишку? - шептал и сжимал её волосы все сильнее, а у самого руки дрожат, меня трясет от её близости, а ещё больше от этих перемен в ней, от того, что льнет ко мне. САМА. Саанан ее раздери! Сама! И разум понимает, что выжить хочет, а сердце хочет верить, что не лжет…что сломалось в ней что-то, когда узнала. Память картинки подбрасывает, где в глаза мне заглядывает, волосы перебирает, сама целует и шепчет на своем …шепчет мне о любви и о вечности.

- Я не убивала, - пальцы мои сильнее сжимает, - я тебя убить хотела. Не знала, кто ты. Чувствовала и не верила, - голос срывается, а мне сердце лезвием вскрывает крест-накрест, просовывая тонкие края прямо в рану и распарывая все глубже, короткими безжалостными ударами.

- Зачем сбежала? Всё было бы иначе.

- Как иначе? Принять участь любовницы? Никогда бы не приняла. Ты бы убил меня рано или поздно.

И мы оба знали, что она говорит правду.

- У меня было бы время, - простонал я, вдыхая аромат ее волос. Костром пахнет и лесом, волком моим. – маалан, что ты наделала?

Я больше не узнаю свой голос, он, как отголоски прошлого, принадлежит не мне, а тому мальчишке, который клялся вернуться к ней.

- То, что должна была, - а сама маску мою снимает, и я противиться не могу, позволяю развязать тесемки и швырнуть чужую личину на каменный пол. Жду, когда ужаснется, а она глазами расширенными на лицо мое смотрит, и по щекам слезы катятся. Пальцами по шрамам проводит, а меня дёргает от каждого касания. Больно. Адски больно чувствовать эту ласку сейчас и в глазах читать нечто иное, нечто давно забытое.

- Такой же красивый, - шепчет, а я глаза в изнеможении закрыл, давая этому поглощать себя, давая себе эту иллюзию мимолетного счастья, пуская ее по венам, чтобы уже через секунду, сжать волосы ниады пятерней и дёрнуть её голову назад.