Алина Борисова - Невеста для демона страсти

— Госпожа желает, что бы вы сопроводили ее на конюшню. Мне надо поговорить с одним… конюхом, — последнее слово едва ли не прошипела.

— Что, вот прям сейчас?

Компания за столом похабно заржала. А я почувствовала, как мгновенно запылали щеки. В город я ходила с Уилом, про кражу рассказала потом Гаррету. И почему-то была уверена, что они все в курсе моей проблемы. А выходило, что эти двое не знали. И что они подумали про меня сейчас…

Но отступить — значит, фактически, признаться в правоте их домыслов.

— Идемте, — потребовала я. Пусть поприсутствуют при разговоре — и мне помогут, и дурные мысли из голов повыкидывают. — Этот тип украл у меня ценную вещь, и я не хочу, что бы до утра он перепродал ее кому-то еще.

— А что, эту вещь можно перепродать? — пробормотал себе под нос Роб, и они оба опять заржали. Но из-за стола поднялись, пообещав остающейся компании скоро вернуться.

Раздраженно постукивая каблучками, я поспешила на выход. Под фонарем никого уже не было. Либо наглец сбежал, либо все же ждет меня там, куда так настойчиво звал.

Широкие ворота, через которые внутрь конюшни заводили лошадей, были заперты на засов, а вот небольшая дверца в одной из створок чуть приоткрыта, выпуская наружу узенькую полоску света.

— Прошу, — Роб широко распахнул передо мной дверцу, склоняя голову в поклоне и пропуская свою госпожу вперед. Я чуть пригнулась, проходя невысокий проем. И, не успев еще толком распрямиться, услышала громкий хлопок за своей спиной.

Испуганно оборачиваюсь, пытаюсь открыть захлопнувшуюся дверь — но она не шевелится! Ее держат с той стороны или чем-то подперли.

— Роб! — испуганно кричу. — Кит! Вы что, сдурели?!

— Не будем вам мешать, госпожа, — слышу в ответ издевательский смех. И шаги. И эти шаги, как и голоса, удаляются, а затем и исчезают совсем. Какое-то время просто стою, безмолвно глядя на дверь и не в силах поверить в произошедшее: меня что… просто заперли? Те, кто должен был охранять? Они, конечно, были пьяны, но ведь не настолько…

— И все-таки ты составишь мне компанию этой ночью, да, красотка? — насмешливый голос, раздавшийся из глубин конюшни, заставил едва ли не подпрыгнуть.

Оборачиваюсь. Медленно. Попутно ища глазами что-нибудь тяжелое неподалеку. Тяжелого не нашла. А вот забытый кем-то хлыстик подбираю.

— Вооружилась? — вновь насмехается мой собеседник.

— Да, — наконец, нахожу его взглядом. Не рядом, что уже легче, а значительно дальше по проходу. Ненавистный конюх стоит возле шикарного черного коня, поставленного на растяжку, и меланхолично поглаживает ему шею мягкой щеткой.

Прямо-таки идиллическая картинка. Трудовые будни.

Если бы не полночь на часах. И не запертая за моей спиной дверь. И тот факт, что еще пять минут назад этот тип прохлаждался под фонарем, поигрывая моей подвеской и посматривая на мои окошки.

— Ну и что же ты лошадке спать не даешь, зачем среди ночи чистить вздумал? — интересуюсь угрожающе, медленно подходя ближе. Ситуация, конечно, крайне сомнительная, но если кто-то ждет, что я сейчас начну от страха рыдать и в закрытую дверь ломиться… Я у тебя лучше скребницу позаимствую, глядишь, удастся тебя ею в висок приложить. Если сильно ударить… А с перепугу я очень сильно могу… Надеюсь.

— Так хозяин приказал, — пожимает плечами конюх. — Мы люди подневольные. Что прикажут — тем и заняты.

— Обокрасть меня тебе тоже хозяин приказал?

— Что вы, госпожа, как можно? — он аж руки вскидывает. И смотрит так… честно-честно.

— Ах, так теперь госпожа? Не «красотка»?

— Вы такая грозная сейчас, у меня просто язык не повернется, — отвечает этот гад, подпустив легкие нотки раболепия в голос. И даже голову склоняет покаянно. Вот только насмешка прямо-таки разлита в воздухе.

— Верни мне немедленно мои вещи!

— Конечно, госпожа. Как прикажете. Вот, — он обеими руками указывает на коня и отходит от него на два шага.

— Что значит «вот»? — не понимаю я.

— Ваша вещь для прогулок верхом. Прикажете поседлать прямо сейчас, или дождемся утра?

— Во-первых, этот конь не мой, хоть и принадлежит к выезду моего мужа. Во-вторых, конь — не вещь, и уж конюху бы следовало…

— Твой, Роуз, — спокойно перебивает меня конюх уже совсем другим, вибрирующе низким голосом, — конечно же, твой.

Я чуть хлыст от неожиданности не роняю.

— Ты?.. Вы?..

— Я-аа, — тянет он так знакомо и насмешливо, что у меня последние сомнения пропадают.

Проклятый колдун, сначала ставший моим мужем, потом этим самым мужем не оказавшийся. Сначала отправивший меня в путешествие одну, потом обнаружившийся рядом под личиной какого-то прохиндея…

— Да вы!.. — злость накатывает внезапно, я даже хлыстом замахиваюсь. Стоял бы ближе — может, и треснула бы мерзавца. А так словами приходится. — Да вы вообще соображаете, что творите?! Как меня возмутила ваша хамская выходка с танцем? Как я расстроилась, потеряв единственную дорогую вещь? Как я испугалась, когда ваши люди — по вашему же приказу, верно? — заперли меня здесь среди ночи в непойми чьем обществе?.. Как мне вообще жутко находиться в том крайне сомнительном положении, в которое вы меня поставили? — злость ушла, осталась лишь гулкая пустота в душе. — Но вам ведь все равно, верно? Вы просто играетесь — со мной, с герцогом, со всеми…

— И она же еще и недовольна, — театрально всплескивает он руками. — Сама ж хотела — не то черного коня, не то черного человека, на коня похожего, не то черного колдуна, похожего на человека. Так все для тебя, Роззи, — еще один широкий театральный жест. — Хвост отращивать, уж извини, не стал. Но кто может быть ближе к коню, чем влюбленный в свою работу конюх?

— Какой черный конь?.. Что за черный человек? — пытаюсь припомнить наш последний разговор. Да, что-то он спрашивал тогда о предпочтительном облике. Но я уже засыпала. И была пьяна… Что же я там ему наговорила-то?..

— Черный конь — вот. Самый, что ни есть, настоящий. И он действительно твой. Да ты подойди, не бойся. Погладь.

Подхожу. Как не подойти к такому красавцу. Он чуть фырчит, приветствуя меня, я хлопаю его по шее, глажу, даже прижимаюсь щекой. Такой теплый, такой живой… Мой. Забираюсь пальцами в его гриву, перебираю длинные жесткие волоски. И нащупываю цепочку.

Резко поднимаю голову. Да, так и есть, моя, с маленькой бриллиантовой капелькой.

— Ну, вот зачем? — горько выговариваю ему, выплетая из гривы свою цепочку. — Зачем было устраивать эту нелепую кражу? Заманивать меня сюда, оскорблять, пугать.

— Я никогда не оскорблял тебя Роуз, — качает он головой. И в кои-то веки совсем не смеется. — Назвать красивую женщину красоткой — не оскорбление. Позвать ее танцевать — тем более.