Эмма Марс - Спальня, в которой мы вместе

Я незамедлительно отправила эсэмэс Альбане, которая после довольно прохладного приема в конце концов уступила и согласилась на недолгую встречу следующим утром в ближайшем к башне Барле кафе с символичным названием «Сен-Мало».

Возвращение в эти стены на самом деле не доставило мне никакой радости. Альбана, верная своему вечно воинственному образу, ждала меня за столиком, с хитроватым видом, несмотря на ранний утренний час, потягивая из кружки пиво.

– Должно быть, тебе действительно очень нужна эта информация, если ты подала признаки жизни спустя столько времени…

Я проигнорировала ее небольшую провокацию и сразу же протянула распечатку статьи, которая меня интересовала.

– И что теперь? Предположительно, я должна знать этих людей?

– Ты нет. Но я думала, что твой отец…

– Мой отец – ублюдок, – резко оборвала она меня со своей обычной прямотой, – и он умер от рака десять лет назад.

Я лучше поняла ее дерзкие повадки, ее обычно мужское поведение и ее неврозы, среди которых запоздалая анорексия, от которой она страдала, была всего лишь наиболее очевидным их проявлением.

– А… Мне очень жаль.

– Для этого нет никакого повода.

Казалось, она пожалела о своем агрессивном тоне и спросила меня, внезапно став более приветливой:

– Что ты хочешь знать на самом деле?

– Я подозреваю, что ты никогда не пересекалась с господином Лебурде…

– Да, подтверждаю это.

– …потому что он умер задолго до твоего рождения. Но я спрашивала себя, не слышала ли ты между делом что-нибудь по поводу покупки « Изумруда» Андре Барле?

Ее взгляд, всегда такой решительный, на мгновение потерялся за витриной, где-то на вершинах башни Барле, там, где она скрывалась в небе.

– Все, что я могу рассказать тебе чисто с управленческой точки зрения, – это то, что Дэвид был алтарным мальчиком по сравнению со своим отцом.

– То есть?

– Компания Барле была построена исключительно на семейной удачливости или на экономическом подъеме славных Тридцати лет. В эту эпоху, в шестидесятые-семидесятые годы, методы Андре Барле славились особой жестокостью: он находил маленькие газеты на грани разорения, перекупал их за бесценок, отправлял в отставку больше половины штата и реанимировал все благодаря своим связям среди местных крупных рекламодателей.

Это подтверждало некоторые факты, собранные Маршадо. Я также вспомнила о поспешном увольнении Алисы, невольным свидетелем которого стала, и обо всех слухах по поводу способа, каким Дэвид без всяких угрызений совести освобождался от мертвого груза своего предприятия. Включая Фреда Морино или собственного брата.

– Ты думаешь, что Лебурде мог покончить жизнь самоубийством и убить свою семью из-за трагедии с его газетой?

– Говорю же, я не знала этого господина и отец никогда мне о нем не рассказывал. Но полагаю, да, вполне вероятно.

Если Альбана говорила все как есть, если Андре обращался со своими приобретениями еще жестче, чем его приемный сын, тогда…

– Не все могут толкнуть собственных служащих в нищету безо всяких угрызений совести. Для семьи Барле это было легко, они жили в Париже, в личном особняке, в тепле и холе. А твой Лебурде… он, наверное, постоянно сталкивался со своими бывшими коллегами, оставшимися без средств к существованию. На улице, на выходе из школы, в булочной или на рынке… Он встречал свою вину, видя ее перед собой ежечасно. Найди успокоение или каждый день смотрись в отражение зеркала, живя с этим .

Итак, не будет лишним подвести итоги следующими словами: именно экономическая и социальная непримиримость Андре Барле – другие бы назвали это жестокостью – убила родителей Дэвида и Эмили Лебурде.

– Алло! Алло! Аврора?

Только какие-то детские смешки, затем глухой звук трубки телефона, которая падает в пустоту и стукается о стену, стали мне ответом. Как и было условлено, когда поезд остановился на вокзале Лаваль, я улизнула на минутку и набрала номер телефонной будки, который дала мне моя копия. Ровно в шестнадцать часов.

К сожалению… длинный раздражающий звуковой сигнал подвел итог этому несостоявшемуся разговору.

– Ну что? – спросила меня Соня, когда я вернулась. – Все хорошо?

– Отнюдь, – лаконично ответила я. – Нет на месте.

– Это странно. Ты уверена, что номер верный?

– Да… Мальчишки сняли трубку…

Аврора снова исчезла? Сегодня третье июля. Прошло уже два дня с момента моего последнего разговора с ней.

– Что сейчас будем делать? Все-таки поедем туда?

– Завершим начатое до конца, – фаталистично заключила я.

Остаток пути мы только и делали, что строили угрюмые предположения одно мрачнее другого. А что, если приглашение Авроры встретиться на ее территории имело под собой единственную цель – отвести меня как можно дальше от Луи и от решающего заседания в суде, которое состоится завтра?

Словно почувствовав мое замешательство в этот час, он послал мне две ЯМ. Я подавила в себе те жгучие образы, которые его сообщения вызывали во мне.

– Что это означает, ЯМ? Это какой-то шифр? – осведомилась Соня, охваченная естественным любопытством.

– Нет, это просто возмутительно! – воскликнула я. – Ты читаешь мои эсэмэски через плечо! У тебя вообще нет никакого уважения к личной жизни других.

– Ой, ну ладно, не строй из себя принцессу… Я помню, как ты узнала раньше меня, с кем я трахалась, и не соизволила сообщить об этом.

Посмотрев вокруг, я увидела насмешливые или недобрые взгляды, из чего заключила, что мы шокируем соседей по поезду.

– Это означает «Я Мечтаю», – солгала я с уверенным видом.

– А, ну ладно… Я сначала подумала другое.

Ее улыбка навела меня на подозрения, что она расшифровала сообщение. Но я удержалась от того, чтобы сказать, что она права.

Незадолго до прибытия в Сен-Мало я вызвала такси, которое с такой пунктуальностью возило меня в прошлый раз. Перед ультрасовременным зданием вокзала с огромным стеклянным фасадом я увидела знакомый белый седан, одну из новых моделей «Пежо». Но шофер за рулем сменился.

Вскоре такси высадило нас у дверей «Рош брюна». Ставни дома были закрыты, и величественное здание, построенное на краю скалы, по-прежнему казалось погруженным в свои замшелые воспоминания. Однако, очутившись внутри, мы были поражены чистотой помещения. Дом оказался выскоблен от крыши до потолка, кто-то приложил сдержанные усилия, чтобы создать из него нечто изысканное. Новые пледы были постелены на диванчик и кресла, перегоревшие лампочки заменены, вместо пожелтевших старых картин в рамках появилось несколько фотографий: морские пейзажи Сен-Мало и окрестностей, аромат смешанных пряностей наполнял прихожую и гостиную, маскируя стойкие запахи пыли и затхлости.