Энн Райс - Принц Лестат

– Да ты, полагаю, и сам знаешь, – незамедлительно ответил Сет. – Мы очень многое можем узнать от тебя и от… Амеля.

И это еще слабо сказано. Горящие глаза.

– Всегда можете рассчитывать на мое сотрудничество. Вы тоже получите при моем дворе свои покои и все прочее, что вам только может понадобиться. Я же всегда буду открыт для вас и поделюсь с вами любыми знаниями и любым опытом.

Фарид счастливо улыбался. Даже Сет, казалось, покамест был удовлетворен, хотя и питал самые серьезные подозрения по поводу того, что последует дальше.

– Никогда впредь не должны мы – никто из нас! – жить обособленно, в отрыве от других, в изгнании. – Я снова выждал немного и медленно обвел взглядом присутствующих, поочередно встречаясь глазами с каждым из них. – Давайте все принесем эту клятву. Мы должны общаться друг с другом, должны научиться поддерживать друг друга и друг другу помогать, как полагается единому племени. Ибо теперь мы – единое племя, уже не Дети Тьмы, а Народ Сада Зла.

Тут я остановился. Народ Сада Зла. Но правильное ли это название для нашего племени? Станет ли оно окончательным? Надо это обдумать – поразмыслить над тем, как называть нас – проконсультироваться, прислушаться, какое прозвание получит наш народ в неизбежном поэтическом ореоле. Пока же я сделал все, что мог. И я так устал. Устал, как собака.

Я жестом дал знать, что мне нужно несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. И с изумлением услышал тихие аплодисменты. Казалось, все в едином порыве присоединились к ним, но затем утихли и они.

Сколько еще всего надо сказать!

Я снова подумал о Магнусе – том самом призраке, что явился ко мне в золоченой пещере Сиврейн в Каппадокии. Вспомнил Гремта, великого духа, что также присутствовал там.

– Необходимо поднять еще один вопрос, – промолвил я. – Вопрос Таламаски. И того, что сообщили нам с Сиврейн о членах ордена.

– И мне тоже, – вставила Пандора. – Я тоже, как и вы, встречалась с Гремтом, тем самым духом, что фактически и создал Таламаску.

– Со мной они тоже связывались, – прибавил Мариус. – Нам всем было бы очень полезно как можно скорее встретиться с ними.

Я снова прислушался, не подаст ли голос Амель, но он молчал. Лишь теплое еле ощутимое объятие где-то в глубине, под кожей, давало знать о его присутствии. Я устремил взгляд в себя и немного выждал.

– Познание, принц Лестат, – прошептал он еле слышно. – Познание, о котором я и не мечтал никогда.

Я поднял голову.

– Да, и мы в самом деле встретимся с ними, встретимся с теми, кто согласен будет открыться нам – и помимо всего прочего решим, как нам быть с древним орденом Таламаски, который эти призрачные отцы-основатели, судя по всему, отпустили на волю волн, жить собственной жизнью.

Сет потрясенно слушал и явно хотел узнать как можно больше.

– А теперь, если больше вопросов нет, – сказал я, – мне бы хотелось отдохнуть. Я устроил себе логово во французской библиотеке, и оно ждет меня, а я никогда еще так не нуждался в отдыхе.

– Еще кое-что, – остановил меня Сет. – Теперь ты носитель Источника. Ты и есть Источник. Наша первопричина, глубинная суть.

– И что? – уточнил я терпеливо и выжидательно.

– Твоя судьба – наша судьба.

– И?

– Поклянись никогда не ускользать от нас, не пытаться от нас спрятаться или скрыться, не рисковать собой – как надлежит и любому земному монарху, от которого зависит мир его королевства.

– Да, я понимаю, – заверил я, подавив мгновенную вспышку гнева. – Теперь я ваш. – До чего же мне трудно было произнести эти слова! По спине пробежал холодок дурного предчувствия. – Я принадлежу своему королевству. И знаю это.

Внезапно в разговор вмешался Эверар, юный вампир из Италии.

– Но это существо внутри тебя попритихло? Он умолк?

Не знаю уж почему, но все собравшиеся встрепенулись, забеспокоились. Наверняка каждый из них задавал себе этот вопрос, уж как иначе-то.

– Да, Амель утих, – подтвердил я. – Амель доволен и спокоен.

– А может, он сейчас попросту где-то еще, – заметила моя мать.

– Вот-вот, – согласился Эверар, – и снова готовит нам какие-нибудь чудовищные неприятности.

– Нет, – покачал головой я.

– Но почему? – подивился Рошаманд. – Почему он доволен и спокоен?

Он задал свой вопрос очень искренне, а в лице его я впервые различил отблеск неподдельной боли.

Прежде, чем ответить, я немного подумал.

– Потому что теперь он видит и слышит отчетливей, чем прежде. А он так давно об этом мечтал. Видеть, слышать и познавать мир, физический мир, наш мир. И он наблюдает, учится, познает новое, как никогда прежде.

– Но, – подала голос Зенобия, подруга Грегори, – уж верно, он видел и слышал, когда находился в теле Акаши, еще до Мекаре.

– Нет, – возразил я. – Не видел и не слышал. В те времена он еще не умел этого.

Пауза.

Находящиеся в комнате великие умы осознают сказанное.

Амель во мне издал тихий выразительный смешок, без тени насмешки, зато исполненный чуда, на какое я и надеяться не смел.

Я поднял руку, призывая аудиторию к терпению.

Очень хотелось спать. Утро уже подкрадывалось к самым младшим из нас коварными обжигающими пальцами. Скоро подкрадется и ко мне.

– Роуз и Виктор, – произнес я. – Грядущий день станет последним днем на земле, когда вы можете видеть солнце, когда оно еще друг вам. – Горло у меня вдруг сжалось. Я сглотнул, стараясь говорить ровно. – Проведите же этот день по своему усмотрению, но будьте мудры и осмотрительны, и возвращайтесь к нам на закате… подтвердить свое решение.

Мой сын так и сиял. Роуз рядом с ним оглядывалась в безмолвном изумлении. Я улыбнулся, поднес пальцы к губам и послал детям ласковый воздушный поцелуй.

Потом я быстро покинул комнату. Будет еще время обнять их – и поплакать, да, поплакать, сжимая в объятиях их теплые и нежные смертные тела. Через тринадцать часов, когда ночь накроет вековой мантией бескрайний Сад Зла, предначертанный нам мир.

Укладываясь спать во французской библиотеке, я тихонько обратился к Амелю:

– Ты так тих, удивительно тих, но я знаю, что ты здесь.

– О да, я здесь, – ответил он. – Все ровно так, как ты им и сказал. Ужели ты сомневаешься в собственном объяснении? – Наступила пауза, но я знал, что он собирается сказать что-то еще. И дождался. – Много лет назад, еще смертным мальчишкой в вашей французской деревеньке… У тебя был друг, друг, которого ты любил.

– Никола.

– И вы с ним много разговаривали.

– Да.

– Часами напролет – днями, ночами, неделями и месяцами…

– Да, мы очень много разговаривали тогда, мальчишками.

– А помнишь ли ты, как вы называли их, эти ваши долгие часы разговоров?

– Мы называли это – говорить по душам, – сказал я, гадая, откуда ему это известно. Потому, что я это знаю? Способен ли он рыться в моей памяти, даже когда я сам этого совсем не вспоминаю? Меня клонило в сон, глаза слипались. – Беседы по душам, – повторил я. – И они длились и длились…