Энн Райс - Принц Лестат

Наш мир. Было совершенно ясно, что она имела в виду. Мекаре хранила в себе тот дух, что оживлял нас всех. Погибни она – погибнем мы все. Все кровопийцы по всему миру – включая и отщепенцев, что кружили сейчас в окрестностях отеля.

– Первые признаки появились еще давно, – нерешительно призналась Джесси, – но сперва я не обратила внимания. И лишь оглянувшись назад, начала понимать, что происходит. Вы оба знаете, что Великая Семья значит для Маарет. Лестат, тебя не было с нами, когда она рассказывала нам свою историю, но ты узнал обо всем позже и привел полный отчет в книге. Дэвид, тебе тоже все известно. Человеческие потомки моей тети на протяжении тысячелетий помогали ей жить и не падать духом. В каждом поколении она изобретала для себя новое воплощение, в котором заботилась о семье, вела генеалогические записи, распределяла гранты и фонды, поддерживала связь между разными ветвями семьи. Я выросла в этой семье – и задолго до того, как мне хотя бы пришло в голову, что у тети Маарет есть тайное окружение, я уже знала, что такое – быть его частью. Знала красоту и богатство нашего наследия. И даже тогда осознавала, сколь много это все для нее значит. Знала: эта священная цель поддерживает ее, не дает ей сойти с ума, даже когда все остальное повержено в прах.

И вот, незадолго дл того, как мы покинули штаб-квартиру на Яве, она добилась того, что Великое Семейство стало целиком и полностью независимо от нее. Она призналась мне, что на это потребовались годы. Семья огромна, отдельные ее ветви обитают почти во всех странах мира. Первые десять лет нового тысячелетия Маарет провела у юристов и банкиров. Она создавала архивы и библиотеки, чтобы семейство выжило и без ее помощи.

– Вполне понятное дело, – заметил Дэвид. – Устала, наверное. Хочет отдохнуть. Да и весь мир за последние тридцать лет неузнаваемо переменился, Джесси. Все эти компьютеры позволяют объединять и укреплять Великое Семейство новыми способами, неведомыми досель.

– Твоя правда, Дэвид, но не будем забывать, что Великое Семейство для нее значило. Мне не нравится видеть ее такой усталой. Не нравится слышать в ее голосе изнеможение. Я много раз спрашивала ее, продолжит ли она вести наблюдение, как прежде, пусть даже более не играет никакой роли официально.

– Ну разумеется, продолжит, – предположил Дэвид.

– Она сказала – нет, – ответила Джесси. – Сказала, ее время с Великим Семейством окончено. И напомнила, что именно ее вмешательство в мою жизнь, как она это назвала, ее общение со мной в роли милой тети Маарет и повлекло за собой мой переход в наш мир.

Чистая правда. У Маарет водилась привычка навещать многих своих потомков-смертных. Особенно же она привязалась к юной Джесси. А Джесси в юности провела слишком много времени в обществе вампиров, чтобы не понять: этих «людей» отделяет от остальные некая глубокая тайна. Так что Маарет была права.

– Мне это все не понравилось, – продолжила Джесси. – Мне стало страшно, но когда я пристала к Маарет, она сказала – так надо. Мы живем в эпоху Интернета, когда любой факт проверяется столь тщательно, что хранить былые тайны просто немыслимо.

– Сдается мне, она и в этом права, – промолвил Дэвид.

– Она сказала: информационная эпоха являет собой немыслимые трудности для любого народа или общества, основанного на тайне. Сказала – те, кто живет сегодня, еще не осознали весь масштаб кризиса.

– И она снова права, – вставил Дэвид.

Я не хотел признавать вслух, но тоже вынужден был согласиться. Великую международную римско-католическую церковь эпоха Интернета и гласности повергла на колени. И это лишь один из подобных институтов.

Постоянные передачи Бенджи, блоги и вебсайты. Бродячие вампиры-отщепенцы с их вечными айфонами и фотографиями. Мобильная спутниковая связь, неизмеримо превосходящая телепатию, если надо связаться с кем-нибудь в любой части света. Революционные новинки, которые раньше и вообразить было нельзя.

– Она сказала: прошли те времена, когда бессмертный мог опекать группку людей – как вот она опекала Великое Семейство. Сказала, не сделай она того, что сделала сейчас, никакие древние записи не выдержали бы современных методов расследований. Поймите, она сказала – никто и никогда не смог бы по-настоящему понять, кто она такая и что сделала ради Великого Семейства. Мы все должны понимать: смертные всегда будут считать, что это просто-напросто выдумки, художественная литература – даже если сами прочтут все в книгах Лестата. Но рано или поздно новые поколения семьи возьмутся за новые исследования, на новом, непредставимо-глубоком уровне. Если бы Маарет не скрылась и не замела следы, все потонуло бы в оставшихся без ответа вопросах. А в результате пострадало бы само Великое Семейство. Что ж, сказала она, я все уладила. Ей потребовалось шесть лет, но труд ее подошел к концу, и она может обрести покой.

– Покой, – почтительно повторил Дэвид.

– Да. В ней чувствовалась глубокая печаль, меланхолия.

– И в то же время она не проявляла интереса ни к чему другому, – вспомнил Дэвид.

– Именно, – подтвердила Джесси. – Ты совершенно прав. Она часами слушала передачи Бенджи из Нью-Йорка, его постоянные сетования, что мы – племя сирот, что кровопийцы лишены родительского попечения. Слушала и повторяла: да-да, он прав.

– Выходит, она на него не сердилась, – удивился я.

– Ничуть, – кивнула Джесси. – Но я вообще ни разу не видела, чтобы она на кого-нибудь сердилась. Я видела только как она грустит.

– А Мекаре? – спросил я. – Она-то как поживает с тех пор, как убили Акашу? Этот вопрос давно уже не дает мне покоя, хоть я и не очень хотел в том признаваться. Как поживает истинная Царица Проклятых?

Я прекрасно знал, что Мекаре с самого начала казалась все такой же, как прежде – необщительной, онемевшей не только телом, но и духом. Таинственным существом, любившим лишь одно-единственное создание на белом свете: свою сестру-близнеца, Маарет.

– Она никак не изменилась за эти годы? – спросил я.

Джесси ничего не ответила, лишь молча поглядела на меня. Лицо ее дрогнуло. Я уж думал – расплачется, но она сумела снова взять себя в руки и перевела взгляд на Дэвида.

Тот откинулся на спинку дивана и глубоко вздохнул.

– Мекаре никогда и никак не показывала, понимает ли, что с ней произошло, – ответил он. – Поначалу-то Маарет еще надеялась.

– Если в ней и жив еще разум, – промолвила Джесси, – никто не в силах до него достучаться. Не знаю, сколько времени потребовалось моей тете, чтобы с этим смириться.

Я не был удивлен – но пришел в ужас. Всякий раз, когда только жизнь сводила меня с Мекаре, я чувствовал себя крайне неуютно. Нелегко иметь дело с существом, что внешне напоминает человека, но более им не является. Как ни крути, а все вампиры на самом-то деле люди – и никогда не прекращали быть людьми. Они могут утверждать, что являются людьми лишь в большей или меньшей степени – но все равно все они люди, с людскими мыслями, желаниями, человеческой речью. Лицо же Мекаре было не выразительней звериной морды: столь же загадочное и непостижимое. Лицо существа, с виду наделенного разумом, но совсем иным, чем мы все.