Энн Райс - Наказание Красавицы

— Милая, признаться, я даже не знаю, что такого сделал, — сказал Тристан, оглядываясь в сторону жуткого, пугающего шума: всевозможных выкриков, веселых возгласов, рыночной сутолоки. В его васильковых глазах вдруг промелькнул страх, которому этот сильный крепкий юноша не мог позволить выйти наружу. — Как раз в замке я обнаружил, что мне куда естественнее делать то, что от меня требуют — будь то бежать или становиться на колени. И я даже торжествовал, когда у меня получалось все исполнить как надо.

— Тогда почему же мы здесь, Тристан? — спросила Красавица, приподнимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать его в губы. — Почему мы тогда среди ослушников? — И чем больше бравады и бунтарства она пыталась придать своему голосу, тем отчаяннее прижималась к груди принца, словно ища защиты.

Наконец повозка остановилась, и сквозь мельтешащую завесу из белых рук и спутанных волос Красавица разглядела высокую городскую стену, распахнутые ворота и стремительно выкатывающуюся из них на зеленый луг пеструю толпу.

Невольников, подгоняя ремнями, споро выгрузили из повозки перед собравшимся народом, и Красавицу с Тристаном тут же разделили: принца грубо оттолкнули в сторону без всякого на то повода, просто по прихоти стражника. Рты прочих узников наконец избавили от кожаных распорок.

— Тихо! — громко возгласил начальник конвоя, пока не спешиваясь. — Рабам в городе разговаривать запрещено! Всякий, кто осмелится сказать хоть слово, получит в рот затычку покрепче.

Он объехал группу невольников, сбивая их в кучку поплотнее, дал команду развязать узникам руки, но в то же время пригрозил суровой расправой тому, кто уберет ладони из-за шеи.

— Здесь, в городке, никому не нужны ваши бесстыжие речи, — продолжал он. — Отныне вы — бессловесные твари, простые вьючные животные, и ваш удел — безропотно работать и доставлять удовольствие. И если кто-то без команды хозяина уберет руки из-за шеи — получит на эту шею хомут и отправится с плугом вспахивать поля.

Красавица задрожала от страха. Вытолкнутая в передний ряд, она уже не видела Тристана — вокруг были лишь длинные, спутанные на ветру волосы и опущенные заплаканные лица ее несчастных спутниц. Казалось, без затычек невольники плакали тише, стараясь не размыкать губ. Окрики же стражников сделались, напротив, грубее и резче:

— Шевелись давай! Ну-ка выпрями спину!

От их злобных голосов у девушки холодок пробежал по коже. Если б Тристан мог подобраться к ней поближе!

Но почему их высадили так далеко от городка? И зачем развернули повозку? Внезапно Красавица все поняла: их собирались гнать на рынок, точно стадо гусей. И не успела ей прийти в голову эта догадка, верховые стражники накинулись с ремнями на стайку узников, и под дождем ударов те заторопились к городским воротам.

«Слишком уж сурово», — с дрожью подумала она, побежав вместе со всеми. Как всегда, ремень настиг ее нежданно — девушка потеряла равновесие и полетела на мягкую, свежевзрытую копытами дорогу.

— А ну, подымайся! Рысцой беги! Выше голову! — закричал охранник. — Колени выше подымай!

Совсем близко от нее застучали, взбивая пыль, конские копыта — в точности как в замке, на тропе взнузданных, — и, получив хлыстом по голым бедрам и икрам, Красавица почувствовала уже знакомую дикую дрожь.

От бега ныло в груди, тупая боль разливалась по измученным ногам. Ей плохо было видно толпу местных, но она точно знала, что сотни, если не тысячи, горожан высыпали из ворот городской стены, чтобы поглазеть на привезенных из замка невольников.

«Нас прогонят через всю эту толпу. Какой ужас!» — мелькнуло у девушки в голове, и внезапно все то, на что она настроилась, пока ехала в повозке: не подчиняться и бунтовать, — разом оставило ее. Красавица была страшно перепугана. Что было сил она помчалась с толпой невольников, подгоняемая, несмотря на все старания, нетерпеливыми ударами ремней, — и неожиданно очутилась в самом первом ряду бегущих. И уже некому было заслонить ее от огромной гудящей толпы.

Над сторожевыми башенками взметнулись флаги. Когда невольников подогнали ближе, в толпе замахали руками, загомонили, послышались задорные возгласы и громкие унизительные насмешки.

Сердце у девушки тяжело забухало. Она старалась не смотреть на то, что было впереди, хотя и не имела возможности повернуть обратно.

«Нечем прикрыться и негде спрятаться, — в отчаянии думала она. — И где Тристан?.. А почему бы не нырнуть в гущу рабов?»

Но едва Красавица попыталась это сделать, как вновь получила звучный удар хлыстом, и охранник злобным окриком велел ей двигаться вперед. На оказавшихся рядом с ней невольников тоже посыпались удары, и семенившая рядом маленькая рыжеволосая принцесса в беспомощности разрыдалась.

— Что с нами теперь будет?! — всхлипывая, запричитала она. — Зачем мы только ослушались своих господ!

Но тут оказавшийся по левую руку Красавицы темноволосый принц предостерегающе глянул на рыжую:

— Молчи, не то будет только хуже!

Красавица не могла отделаться от воспоминания о своем долгом пути во владения пробудившего ее принца: как он провез ее через множество селений, как ее радостно чествовали там и осыпали восторгами как новоизбранную невольницу королевского наследника. Теперь же не было ничего подобного!

При их приближении к воротам толпа разделилась и разошлась по обе стороны дороги. Красавица различала женщин в белых чепцах и в деревянных башмаках, мужчин в коротких кожаных куртках и сыромятных сапогах. Ее окружали румяные веселые физиономии, настолько довольные увиденным зрелищем, что от смущения у девушки замерло дыхание и она опустила глаза, глядя себе под ноги.

Когда они проходили через ворота, раздался рев трубы, множество рук потянулись к невольникам потрогать их, толкнуть или дернуть за волосы. Чьи-то пальцы, точно грубая кисть, то и дело задевали ей лицо, кто-то шлепал по бедрам. Красавица вскрикивала в отчаянии, тщетно пытаясь уворачиваться от назойливых неуемных рук, толкавших ее вперед, пока, наконец, вокруг не разразился громкий, неистовый хохот, сопровождаемый насмешливыми выкриками и гаденькими издевками.

Слезы градом катились по ее щекам, хотя Красавица их даже не замечала, с опаской озираясь вокруг. В груди и висках отчаянно пульсировала кровь. Огромную рыночную площадь окружали фасады высоких и узких деревянно-каменных строений. Невдалеке возвышалась массивная дощатая платформа с виселицей. Сотни людей высовывались из верхних окон и теснились на утлых балконах, размахивая белыми платочками, в то время как бесчисленные зеваки наводняли ведущие к площади улочки, локтями пробиваясь поближе к несчастным королевским рабам.