Сильвия Дэй - Отраженная в тебе

— Ева! — Он обнял меня и тоже поцеловал в щеку. — Выглядишь сногсшибательно!

Я улыбнулась, не будучи уверена в том, чт о в данном случае значит «сногсшибательно»: то, что я убиваю наповал или же сама выгляжу так, будто вот-вот свалюсь с ног. С Кэри Стэнтон поздоровался за руку и слегка похлопал его по плечу.

— Рад снова видеть вас на ногах, молодой человек. Нам всем пришлось поволноваться.

— Большое спасибо. За все.

— Не стоит благодарностей, — отмахнулся Стэнтон. — Всегда рады помочь, чем можем.

У моей мамы вырвался глубокий вздох. На Стэнтона она смотрела сияющими глазами, а когда поймала мой взгляд, улыбнулась. И улыбка эта была умиротворенной.

Мы поехали в частный клуб, где играл большой оркестр и выступали превосходные солисты — певец и певица. На протяжении вечера они сменяли друг друга, создавая великолепный аккомпанемент, вполне соответствовавший превосходным блюдам, свечам на столе и бархатной отделке ресторанной кабинки. Я была просто очарована.

Между основным блюдом и десертом Кэри пригласил меня на танец. По настоянию моей матери мы с ним оба закончили танцевальные классы, но в этот раз движения пришлось упростить из-за его телесных повреждений. В основном мы просто покачивались в обнимку на месте, смакуя удовольствие от того, что удачный день завершался прекрасным вечером в кругу таких близких людей.

— Ты только взгляни на них, — сказал Кэри, глядя, как Стэнтон умело ведет маму по танцполу. — Он от нее без ума.

— Это точно. И она хорошо к нему относится. Они дают друг другу то, что каждому из них нужно.

Кэри посмотрел на меня:

— Думаешь о своем отце?

— Немножко.

Я пробежалась рукой по его волосам, воображая себе другие, длиннее и темнее, похожие на ощупь на плотный шелк.

— На самом деле я никогда не считала себя романтичной натурой. Нет, романтика мне, конечно, по душе, все эти широкие жесты, сладостное замирание сердца и все такое. Однако мечты о Прекрасном Принце, любви всей жизни и тому подобном — это не по моей части.

— Ты да я, детка, мы с тобой слишком издерганы. Все, что нам нужно, — это сумасбродный секс с кем-нибудь, знающим про наши задвиги и принимающим их как должное.

Мои губы скривились.

— На каком-то этапе мне сдуру померещилось, будто для нас с Гидеоном все это возможно. Будто любовь — это все, что нам нужно. Наверное, из-за того, что раньше я даже не предполагала, что могу так втрескаться. Я верила в сказочку, что уж если влюбишься, то будешь счастлива всю жизнь.

Кэри прижался губами к моему лбу:

— Прости, Ева. Я знаю, что тебе больно. Мне бы очень хотелось иметь возможность тебе помочь.

— Ну почему мне ни разу не повезло встретиться с человеком, с которым я была бы счастлива.

— Плохо, что мы с тобой не хотим путаться. Уж мы-то друг другу подошли бы, лучше не бывает.

Рассмеявшись, я припала щекой к его груди.

Когда песня закончилась, мы направились к столику. Почувствовав на запястье чьи-то пальцы, я повернулась — и обнаружила, что смотрю в глаза Кристоферу Видалу, сводному брату Гидеона.

— Можно пригласить тебя на следующий танец? — спросил он с мальчишеской улыбкой.

В его облике не было решительно ничего от подлеца и злодея с тайного видео, снятого Кэри на вечеринке в особняке Видалов.

Кэри выступил вперед, ожидая моего решения.

Первым моим порывом было отказать Кристоферу, но потом я огляделась:

— Ты здесь один?

— Да какая разница? — Он привлек меня к себе. — Мне хочется танцевать именно с тобой. Я ее забираю, — добавил он, обращаясь к Кэри и увлекая меня в сторону.

При первой нашей встрече он тоже пригласил меня на танец. Но тогда это было мое первое свидание с Гидеоном, и с тех пор все коренным образом изменилось.

— Фантастически выглядишь, Ева. Я в восторге от твоей прически.

— Спасибо, — ответила я с натянутой улыбкой.

— Да расслабься ты. Ну что ты так напряглась? Я же не кусаюсь.

— Извини. Просто хочу быть уверена, что не обижу кого-нибудь, кто с тобой здесь.

— Здесь только мои родители да менеджер певца, который хотел бы заключить контракт с «Видал рекорде».

— Вот как. — Моя улыбка сделалась более искренней. Что-то в этом роде я и надеялась услышать.

Пока мы танцевали, я оглядывала зал. То, что по окончании песни Элизабет Видал поднялась из-за столика и поймала мой взгляд, я восприняла как знак. Извинившись перед спутниками, она направилась в дамскую комнату, и я, в свою очередь, извинилась перед Кристофером. Он начал возражать, но я сказала, что мне необходимо освежиться. Кристофер унялся, но настоял на том, что потом угостит меня выпивкой.

Направившись следом за его матерью, я размышляла о том, не следует ли мне заявить Кристоферу, что, по моему мнению, он та еще задница. Я не знала, рассказала ли ему Магдалена о видео, и если нет, то для этого, надо полагать, имелись веские основания.

Я подождала Элизабет у дверей. Выйдя, она увидела меня в коридоре и улыбнулась.

Мать Гидеона была красивой женщиной с длинными прямыми черными волосами и такими же восхитительными голубыми глазами, как у ее сына и Айерленд. От одного взгляда на нее у меня сжалось сердце. Мне так не хватало Гидеона. Требовалась ежечасная внутренняя борьба, чтобы принять случившееся как данность и не позволить себе попытаться вновь вступить с ним в контакт.

— Ева. — Она расцеловала меня в обе щеки. — Мне Кристофер сказала, я ведь поначалу вас не узнала. С этой прической, можно сказать, совсем другая девушка. Но очаровательная.

— Спасибо. Мне нужно с вами поговорить. С глазу на глаз.

— О? — нахмурилась она. — Какие-то неприятности? Это связано с Гидеоном?

— Пройдемся. — Я указала жестом вглубь коридора, в сторону аварийного выхода.

— Да в чем дело?

— Помните, еще ребенком Гидеон пожаловался вам, что подвергся надругательству и насилию?

Ее лицо побледнело.

— Он вам об этом рассказал?

— Нет. Но я была свидетельницей его кошмаров. Жутких, неистовых, ужасных кошмаров, когда он молит о милосердии. — Мой голос был тих, но дрожал от гнева. Она, со своей стороны, несколько растерялась, но и ощетинилась. — Вы мать, вы были обязаны его защитить.

Элизабет вздернула подбородок:

— Вы не знаете…

— Вас нельзя обвинить в том, что случилось, пока вы ничего не знали, — выпалила я ей в лицо, с удовлетворением отметив, что она отступила назад. — Но все происходившее потом целиком на вашей совести.

— Прекратите! — воскликнула она. — Что за чушь вы несете? Как вы смеете выдвигать подобные дикие, вздорные, ни на чем не основанные обвинения?

— Еще как смею. Ваш сын был серьезно травмирован тем, что с ним случилось, но ваш отказ поверить ему уязвил его в миллион раз сильнее.