Лейла Слимани - Адель [litres]

– Ты с ума сошел. Не надо было. – В прошлом году Адель говорила то же самое.

Она потянула за ленту и открыла коробочку. Сначала она не поняла, что это. Золотое колесо, украшенное розовыми камнями и увенчанное тремя рельефными пшеничными колосьями. Она смотрела на украшение, не касаясь его, не поднимая головы, чтобы только не встретиться с Ришаром взглядом.

– Это брошь, – объяснил он.

Брошь.

Ей стало очень жарко. Ее бросило в пот.

– Вот это красота, – прошептала Одиль.

– Тебе нравится, дорогая? Старинная модель, я был уверен, что тебе пойдет. Я сразу подумал о тебе, как только ее увидел. По-моему, очень элегантная, тебе не кажется?

– Да, да. Мне очень нравится.

– Тогда примерь! Хотя бы достань из коробки. Тебе помочь?

– Она растрогана, – вставила Одиль, прикрывая рот рукой.

Брошь.

Ришар достал украшение из коробки и нажал на булавку, чтобы она раскрылась.

– Встань, так будет проще.

Адель встала, и Ришар осторожно приколол брошь ей на платье, точно над левой грудью.

– Конечно, с такими платьями ее не носят, но правда ведь красиво?

Нет, конечно, с такими платьями ее не носят. Ей следовало бы одолжить у Одиль костюм, а еще шейный платок. Следовало бы отпустить волосы, собрать их в пучок, носить туфли-лодочки с квадратным каблуком.

– Очень красиво, милый. У моего сына отличный вкус, – радостно сказала Одиль.

Адель не пошла с Робенсонами на полуночную мессу. Пылая от лихорадки, она заснула в своем гранатовом платье, скрючившись под одеялами. «Говорил же я тебе, что ты заболеваешь», – переживал Ришар. Как он ни растирал ей спину, как ни добавлял одеял, она коченела от холода. Ее плечи дрожали, зубы стучали. Ришар лег рядом с ней, обнял ее. Он гладил ее по голове. Кормил лекарствами, как Люсьена, слегка присюсюкивая.

Он часто рассказывал ей, что раковые больные в агонии принимаются просить прощения. За мгновение до последнего вздоха они извиняются перед живыми за проступки, которые им некогда объяснять. «Простите меня, простите меня». В бреду Адель боялась заговорить. Она опасалась своей слабости. Боялась излить душу тому, кто ухаживает за ней, и потратила остатки энергии на то, чтобы зарыться лицом в мокрую от пота подушку. Молчать. Главное – молчать.

Симона открыла дверь, держа сигарету в уголке рта. Плохо затянутое платье с запа́хом открывало высохшую загорелую грудь. Тощие ноги, жирный живот. На зубах остались пятна от помады, и Адель при виде матери невольно провела языком по собственным зубам. Она разглядывала горы дешевой туши, налипшие на ее ресницах, отметила подведенные синим карандашом морщинистые веки.

– Ришар, дорогуша, как я рада вас видеть. Жаль, что Рождество вы встречаете не с нами. Хотя у ваших родителей, я знаю, все по высшему разряду. Нам с нашими скромными средствами за ними не угнаться.

– Добрый день, Симона. Нам всегда приятно побывать у вас, – воодушевленно заверил Ришар, проходя в квартиру.

– Как это мило! Вставай, Кадер, видишь, Ришар пришел, – крикнула она мужу, утонувшему в кожаном кресле.

Адель стояла на пороге, держа на руках спящего Люсьена. Она смотрела на диванчик, обтянутый голубым вощеным ситцем, и ее пробирал озноб. Гостиная показалась ей еще меньше и уродливее, чем раньше. Книжный шкаф напротив дивана заставлен безделушками и фотографиями ее самой, Ришара и матери в молодости. В большом блюдце пылилась коллекция спичечных коробков. В вазе с китайскими узорами стояли искусственные цветы.

– Симона, опять с сигаретой! – пожурил ее Ришар, слегка погрозив пальцем.

Симона потушила сигарету и прижалась к стене, пропуская Адель.

– Я тебя не целую. У тебя малыш на руках, не хочу его будить.

– Конечно. Привет, мама.

Адель пересекла крошечную квартирку и вошла в детскую. Она не поднимала глаз от пола. Не спеша раздела Люсьена, он открыл глаза и в кои-то веки не вырывался. Уложила его в постель. Рассказала ему больше сказок, чем обычно. Он крепко спал, когда она открыла последний том. Она продолжала тихонько читать сказку про кролика и лису. Малыш зашевелился и столкнул ее с кровати.

Адель прошла по темному коридору, пахнущему затхлым бельем. Она нашла Ришара на кухне. Он сидел за желтым пластиковым столом и заговорщически улыбался жене.

– Долго же твой сын засыпает, – сказала ей Симона. – Разбаловала ты его. Я с тобой так не возилась.

– Просто он любит сказки.

Адель стянула сигарету, которую мать держала между пальцами.

– Поздновато вы приехали. Так мы раньше десяти за стол не сядем. Хорошо еще, Ришар составил мне компанию. – Она улыбнулась, приподняв языком мост на пожелтевшем резце. – Как же нам повезло найти вас, милый Ришар. Просто чудо. Адель всегда была недотепой. Уж такая недотрога! Ни слова не скажет, ни улыбнется. Мы думали, она так и останется старой девой. Я-то ей говорила, что надо уметь завлекать, распалять, чего уж там! Но она до того была упрямая, до того скрытная. Ничего из нее не вытянешь. А были ведь парни, которые на нее западали, да-да, моя Адель имела успех. Правда же, ты имела успех? Видите, не отвечает. Все гордячку из себя строит. А я ей говорила: «Адель, пора тебе взять себя в руки, нравиться тебе вести себя как принцесса, так найди себе принца, нам не по карману всю дорогу тебя содержать. Отец болен, я всю жизнь вкалывала, тоже имею право пожить в свое удовольствие. Не будь дурой, как я, – так я ей говорила. – Не выскакивай за первого встречного, а то будешь потом плакать кровавыми слезами». Я ведь была красоткой, Ришар, вы знаете? Я вам показывала эту фотку? Это желтая «Рено». Первая у нас в поселке. А вы заметили? У меня туфли были в цвет сумки. Всегда! Элегантней меня в поселке никого не было, хоть кого спросите, все вам скажут. Нет, здорово, что она нашла такого человека, как вы. И правда нам повезло.

Отец смотрел телевизор. Он так и не вставал с того момента, как они приехали, поглощенный новогодним представлением в «Лидо». Набрякшие мешки делали его взгляд тяжелым, но зеленые глаза сохранили блеск и некоторую надменность. Волосы не по годам густые и темные, лишь легкая седина посеребрила виски. Лоб, его огромный лоб, был все таким же гладким.

Адель подошла и устроилась рядом с ним. Приткнулась на краешке дивана и положила руки на колени.

– Нравится тебе телевизор? Знаешь, это Ришар его выбрал. Последний писк, – объясняла Адель бесконечно нежным голосом.

– Просто отлично, дочка. Зря ты меня так балуешь. Не стоило тебе тратиться.

– Хочешь что-нибудь выпить? Они там на кухне без нас начали аперитив.

Кадер протянул руку к Адель и медленно похлопал ее по колену. Ногти у него блестящие и гладкие, очень белые на фоне длинных смуглых пальцев.