Лейла Слимани - Адель [litres]

Она всегда приходила заранее. Садилась на скамейку напротив большого холла. Если скамейка была занята, она стояла рядом с бесстрастным видом, пока сидящему не становилось неловко и он не уступал ей место. Ришар рассказывал ей, что американцы в 1944 году по ошибке сбросили бомбы на этот поселок. Меньше чем за двадцать минут он был стерт с лица земли. Архитекторы попытались восстановить первозданный облик домов, воспроизвести нормандские фахверковые стены, но их очарование было поддельным. Адель спросила, не по религиозным ли причинам американцы пощадили церковь. «Нет, – ответил Ришар. – Просто она оказалась прочнее».

Когда пришла весна, врач настоял, чтобы Адель проводила весь день на свежем воздухе. Он посоветовал ей заняться садоводством, сажать цветы и смотреть, как они растут. Эмиль помог ей разбить огород в глубине сада. Она проводила там много времени вместе с Люсьеном. Сын обожал копаться в грязи, поливать рассаду бобов, жевать листья, перепачканные землей. Июль только начался, но Адель не могла избавиться от мысли, что дни становятся короче. Она с тревогой смотрела на небо, которое темнело все раньше и раньше, и со страхом ждала возвращения зимы. Непрерывной череды дождливых дней. Лип, которые придется обрезать, и они выставят черные обрубки, словно гигантские трупы. Уезжая из Парижа, она освободилась от всего. У нее больше не было работы, друзей, денег. Ничего, кроме этого дома, где зима держит ее в плену, а лето – только иллюзия. Иногда она походила на испуганную птицу, бьющуюся клювом в застекленные двери и ломающую крылья о дверные ручки. Ей становилось все труднее скрывать приступы нетерпения, контролировать свою раздражительность. Хотя она старалась. Она кусала щеки, делала дыхательные упражнения, чтобы справиться с тревогой. Ришар запретил ей позволять Люсьену весь вечер торчать перед телевизором, и она заставляла себя придумывать, чем его занять. Однажды вечером Ришар нашел ее сидящей на ковре в гостиной с опухшими глазами и покрасневшим лицом. Весь вечер она пыталась отчистить краску, которой Люсьен испачкал ее синее кресло. «Он меня не слушал. Он не умеет играть», – в ярости повторяла она, судорожно сжимая кулаки.

– В прошлый раз вы сказали мне, что чувствуете себя здоровой. Что вы имели в виду?

– Не знаю, – ответила она, пожимая плечами.

Врач молчал. Повисла тишина. Он благожелательно смотрел на Адель. Когда она пришла к нему впервые, он сказал, что для ее случая у него ничего нет. Что обычно рекомендуют поведенческую терапию, лечение спортом и разговорную психотерапию в группах. Она ответила твердым ледяным голосом: «Тут и говорить не о чем. Мне это противно. Есть все-таки что-то низкое в том, чтобы выставлять свой позор напоказ».

Она настояла, что будет ходить именно к нему. Говорила, что он внушает ей доверие. Он неохотно согласился, немного тронутый этой худой бледной женщиной, на которой синяя рубашка висела как на вешалке.

– Скажем так, я спокойна.

– Вы так понимаете выздоровление? Оставаться спокойной?

– Да. Вероятно. Но выздороветь – это еще и страшно. Это значит что-то потерять. Вы понимаете?

– Конечно.

– Под конец мне все время было страшно. Мне казалось, что я потеряла контроль. Я устала, это должно было кончиться. Но я и не думала, что он может меня простить.

Адель машинально скребла ногтями тканевый подлокотник кресла. На улице черные тучи выставили наружу свои заостренные сосцы. Скоро разразится гроза. Из окна она видела боковую аллею и машину, где ее ждал Ришар.

– В ту ночь, когда он все узнал, я очень хорошо спала. Глубоким, целительным сном. Когда проснулась, в доме был разгром, Ришар ненавидел меня, но я чувствовала странную радость, даже какое-то возбуждение.

– Вы испытали облегчение.

Адель молчала. На мостовую обрушился яростный ливень. Словно среди дня наступила ночь.

– Мой отец умер.

– О, Адель, мне очень жаль. Он болел?

– Нет. Он умер от инсульта, вчера вечером, во сне.

– Вам грустно?

– Не знаю. Вообще-то жить ему не особенно нравилось.

Она подперла правой рукой щеку и села поглубже.

– Я поеду на его похороны. Поеду одна. Ришар не может отлучиться из клиники, к тому же он считает, что Люсьен слишком мал, чтобы сталкиваться со смертью. Вообще-то он даже не предложил поехать со мной. А я поеду. Одна.

– Вы сердитесь на Ришара за то, что он бросает вас в такой момент?

– О нет, – тихо ответила она. – Я рада.

Ришар никогда не придавал значения сексу. Даже в юности не получал от него особого удовольствия. Всегда немного скучал во время этих упражнений. Находил их долгими. Он считал себя неспособным разыгрывать комедию страсти и наивно полагал, что его сдержанность приносит Адель облегчение. Как любой умной и утонченной женщине. Он думал, по сравнению с тем, что он мог предложить ей, секс ничего не стоит. На людях он иногда притворялся, чтобы сохранить лицо и придать себе уверенности. Отпускал вульгарную шуточку о чьей-нибудь попке. Намекал приятелям на любовную интрижку. Он этим не гордился. И никогда об этом не думал.

Ему всегда хотелось стать отцом, иметь семью, которая будет на него рассчитывать, а он даст ей все, что получил сам. Он больше всего на свете хотел Люсьена и с тревогой ждал его зачатия. Но Адель забеременела очень быстро, прямо с первой попытки. Он сделал вид, что очень горд, что видит в этом доказательство своей мужественности. На самом деле, он чувствовал облегчение, что ему не придется терзать тело той, кого он любит.

Ришар ни разу не думал о мести. Даже о том, чтобы сравнять счет в битве, которую заранее считал проигранной. Один раз подвернулся случай пойти с девушкой, и он ухватился за него, не слишком задумываясь. Не зная, зачем ему это нужно.

Через три месяца после перехода в клинику его познакомили с Матильдой, проходившей стажировку в аптеке своего отца. Пухленькая, с оливковыми глазами, прятавшая угри под длинными рыжими прядями, она чуть-чуть не дотягивала до хорошенькой.

Однажды вечером Ришар пил пиво рядом с клиникой и увидел ее за столом с двумя ровесницами. Она помахала ему. Улыбнулась. Он не понял, приглашает она его подсесть к ним или просто считает нужным поздороваться, потому что он приятель ее отца. Ришар помахал ей в ответ.

Больше он не обращал на нее внимания, заторможенный алкоголем и жарой. Он совершенно забыл о ней, когда она подошла к столу и сказала:

– Вы ведь Ришар, верно?

По его спине заструился пот.

– Да, Ришар Робенсон. – Он неловко встал и пожал ей руку.

Она села, не спрашивая разрешения, совсем не такая робкая, как ему показалось, когда она краснела за стойкой в аптеке. Стала рассказывать про свой факультет, про Руан, где она жила, про то, что хотела бы учиться медицине, но не чувствует в себе достаточно мужества. Говорила она очень быстро, тонким певучим голосом. Ришар вяло кивал, обливаясь потом. Он старался держать глаза открытыми и смотреть на нее, улыбаться в нужный момент и даже иногда поддерживать разговор.